я искренне гордился людьми, которые могут завязать. хотя нет, блять, я думал, что таких просто не существует. наркота крепко присаживает на себя. как очень хороший член, падкую на еблю девчонку. все просто: в поисках очередного кайфа ты идёшь на многое, словно животное, действующее по своим природным инстинктам. кто-то выносит из дома абсолютно все, что плохо лежит, грабит с игрушечной пукалкой маленькие магазинчики в своём же районе, абсолютно не боясь быть узнанным (наркота - сера, разъедающая твои мозги, как кислота кожу. один раз мне приходилось видеть подобное, и это пиздец как мерзко) сосет за двадцать баксов в темной подворотне, а потом, получив дозу, трахается с тем, у кого пятнадцать минут назад отсасывал. неистово, жарко, страстно, словно в последний раз. действительно, каждый гребаный раз может стать последним. и тебе не страшно, потому что смерть - гораздо легче и проще, чем ломка. и вот в такие моменты ты не отказываешь себе ни в чем.
я завязал два с половиной года назад. ирония в том, что я блять не собирался этого делать. меня повязали. звучит хуево, выглядит ещё хуевее. я снял в местном клубе какого-то красавчика. одного из тех, что теряет бошку от мдам (хотя кто не теряет, будем честны), как телка от нового айфона. этот блядский пидор вис на мне и моем члене практически весь вечер, обсасывал его, словно голодный кобель, которому наконец-то скинули косточку. не прекращая шептал о любви, стоя острыми коленками на грязном полу мужского туалета. вопрос, любил ли он меня, мой хуй или пакетик колёс в моем кармане, остаётся без ответа, но, должен признать, мне нравился его рот. тёплый, влажный, всегда готовый. достаточно глубокий, чтобы я мог кончить спустя пару минут. и это было охуенно, как и натягивать его на себя, крепко сжимая задницу и цепляясь руками за вьющиеся волосы, тем самым отклоняя его назад, чтобы вылизать его прекрасное лицо и пухлые, сочные губы. даже когда действие наркоты начало отпускать, мы продолжали. это казалось беспечным безумием, которое прекратилось перед рассветом. я застегнул ширинку, ехидно улыбнувшись. он по-прежнему самодовольно смотрел на меня снизу вверх (в который раз за этот вечер?).
бля, тест я явно провалил, - это звучало немного ехидно. не то, чтобы мне не нравилось его проваливать. мне пиздец как нравилось. я поднял его с пола за ворот дорогого поло, думая о том, как такой вид одежды пиздато смотрится на таких мальчиках как он, и нащупав в карманах пакет с колёсами, вложил в карман его джинсов.
не обдолбайся всем сразу, милый. прибереги что-нибудь для особого случая. это звучит многозначительно. так, словно этот случай обязательно будет, но его не было. дальше была тюрьма.
наверное, это нельзя назвать предательством. чувак просто прикрывал свою жопу, когда спустя двадцать минут после моего ухода, нагрянули копы. все мы прикрываем свою жопу, но он делает это изящнее, чем все остальные. вероятно, мысль о том, что его лицо окажется распластанным по тюремному полу, а сладкая задница пропустит через себя десятки давно не мытых членов, его пугала. собственно, тюрьма пугала всех, в том числе и меня. проблема в том, что у меня, блять, благодаря ему, не было времени испугаться, и съебаться, будем честны. от государственного правозащитника, я узнал, что его отмазали. его адвокат предложил ему классную сделку, благодаря которой он вылезает из этого говна чистеньким, а я погружаюсь еще глубже. видимо, мне уже ничего не страшно, в отличие от него. его направили на принудительное лечение в какую-то частную клинику, где жизнь похожа на саму себя гораздо больше, чем жизнь в районе, в котором я вырос. белое гетто. гребанное белое гетто, вернуться в которое мне хотелось куда больше, чем сесть в тюрьму, потому что даже нищий и серый район лучше железных решёток. мне сулило от трёх до пятнадцати лет, но я вышел по удо спустя два с половиной. строить из себя хорошего мальчика было пиздец как сложно, кулаки чесались, но сломать рёбра сокамернику мне хотелось гораздо меньше, чем сломать их ему. так что.
на улице было прохладно. я ежился от холода, кутаясь в старую чёрную толстовку. ветер пронизывал до костей, но молодежь, вылетающая из местного клуба, этого явно не замечала. разгоряченные пьяные тела. кто-то вышел проветриться, а заодно и поблевать, кто-то купить у местных барыг новую дозу, а моя пташка - покурить. я улыбаюсь, представляя, как мой кулак раз за разом будет врезаться в это прекрасное лицо, а брызги крови орошать его светлые пидорские брюки. я иду достаточно быстро, слегка шаркаю. видимо, это и привлекает его внимание. он поворачивается, словно зверёк, ощущающий внезапную опасность. я ухмыляюсь. одна из тех улыбочек, глядя на которую ты понимаешь, что ждать чего-то хорошего вовсе не придётся.
привет. произношу с легкой хрипотцой в голосе и подхожу чуть ближе. прежде, чем он срывается с места и начинает бежать сломя голову, я ловлю на его лице нотки страха и ужаса. ведь ему и правда есть чего бояться. снова усмехаюсь. игра в кошки - мышки может быть интересной, особенно когда мышка окажется в тупике. он водит меня по городу чуть более получаса, то замедляя бег, то ускоряя. я верно следую за ним, последние десять минут ликуя, что надолго его не хватит. он хватается за бок, легкие вот-вот разорвутся от внезапно нахлынувшей нагрузки. я приближаюсь, он ускоряется, затем замедляется, и вот я снова рядом. мои лёгкие закручивает вихрь вдыхаемого холодного и острого воздуха. это больно. пиздец как больно, но я не сдаюсь, знаю, что он сдастся первым.
я оказываюсь прав. проходит всего пара минут, и он больше не может бежать, да и некуда, если честно. останавливается как вкопанный, смотрим по сторонам. выхода нет. стена, оказавшаяся на его пути, явно не рассосется по щелчку пальцев и даже в случае, если он решит вынести ее головой. это не так работает. к счастью. потому что я порядком заебался бегать за ним. ещё один марафон не для меня. я практически не чувствую своих ног. они живут своей жизнью, трясутся.
ну, привет, снова говорю я, сплевывая слегка горьковатые слюни на землю. горло пересохло. жалкая попытка его смочить, но лучше, чем ничего, правда? я осматриваясь по сторонам. отличное место для разговора. если его можно так назвать. темное, безлюдное, тихое. я достаю руки из карманов, соединяю пальцы. хруст костей разрезает тишину. мне почти больно, но хруст его костей будет гораздо громче, и это весьма доставляет.
два с половиной года, дорогуша. ты ждал меня через четыре? пять? шесть? я взмахиваю руками, явно распаляясь ещё сильнее. его слова пиздецки раздражают. я оказываюсь рядом в одночасье. он упирается лопатками в холодную стену, выставляя руки перед собой. смешно. как будто это поможет НЕ сократить дистанцию. я не ждал извинений, но они были бы очень уместны. вся проблема в том, что извиняться - это не для него.
я ждал нашей встречи, перехожу на шепот, вплотную прижимаясь к нему. уверен, ты нет, но тебе придётся сделать вид, что ты безумно счастлив меня видеть. первый удар поддых. второй. третий. на долю секунды он забывает как дышать, и я хватаю его за волосы. не так быстро, милый. два с половиной года. это много. это очень много. в его жизни за это время не изменилось практически ничего, а у меня и жизни не было. ебаное существование. я в бешенстве. вены на моем лице и руках вздуваются, дыхание учащается. я практически ощущаю боль в грудине. предынфарктное состояние, но даже оно не способно меня остановить.
что будет с твоими кишками, если я воздам тебе за все дни, что провел за решёткой? интересно, на каком ударе они разорвутся и ты сдохнешь от внутреннего кровотечения на холодном асфальте в компании с пивными бутылками, окурками и чьей-то мочей.

вечная нехватка денег - мой крест. она упорно следует за мной по пятам, чтобы блять я не делал. это именно то, что я проношу через года, помимо злости, отчуждения и ненависти. ненавидеть всех вокруг легко, особенно когда окружающие отвечают тебе тем же. презрительно морщат носы и сторонятся. крутят пальцами у виска и каждый раз вызывают копов, когда я пизжу какого-то не очень умного хера, бросившего в мою сторону брезгливый взгляд. я умею быстро бегать. это блять не прирождённый талант. это вынужденная мера. если ты не хочешь сесть, тебе приходится прилагать усилия. даже большие, чем может вынести твой организм. кровавые ручьи разносятся по узкой, пыльной улице, смешиваются с грязью, мочей, чьей-то блевотиной, бензиновыми пятнами на выбоином асфальте. вода в колонке ледяная. руки начинает сводить, но я старательно смываю с них следы бойни. блять, я уделал все. кеды, старые, вытертые в некоторых местах, джинсы, толстовку. словно вспарывал молодого агнца, вынимал из него вонючие кишки и наматывал на себя. этот мудак с разбитым еблетом больше ничего не пискнет в мою сторону. я до сих пор слышу хруст сломанной челюсти, его жалобные крики, ругательства, которыми я сопровождал каждый удар. отличный вечер.
ненавидеть самого себя даже легче, чем окружающих. я не строил никаких планов, не питал надежд, но в этом и была проблема. сначала мне не посчастливилось родиться в хорошей семье. единственное, что умели мои родители - пить, курить, трахаться, бить друг другу ебла. и именно благодаря счастливому стечению обстоятельств (отсутствию мордобоя, полагаю)  в виде бутылки, косяка и наличия дырявой резинки, на свет появился я. нахуй никому ненужное создание, которое время от времени орет и жрать хочет. в школе я учился плохо. если говорить откровенно, вообще не учился, старательно забивал болт на себя и собственное образование, отчетливо понимая, что у такого дерьма, как я, хорошего будущего уж точно не будет. мой удел - пить дешёвое пиво, курить отвратительные сигареты, сторчаться в съёмной хате на грязном продавленном диване, от которого попахивает трупами и клопами. мне пятнадцать. отец сидит, мать таскает в дом мужиков, с которыми до омерзения громко трахается в соседней комнате. я в сотый раз штопаю кеды, на которых нет живого места, и стараюсь не обращать внимания на происходящее. надолго меня не хватает, как и матери, что обещала перестать насаживать свой рот на стеклянную бутылку, пизду на малознакомый хуй, и начать жить, а не выживать. я ухожу из дома, громко хлопая дверью. демонстративность в пустоту. мне пиздецки противно от всего, что происходит, и от самого себя. впоследствии это чувство лишь обостряется.
я проебал два с половиной года своей жизни из-за какого-то пидора, сосущего вонючие члены по грязным сортирам в местных забегаловках. и я злюсь. я пиздец как злюсь. его оправдания кажутся нелепыми. смешными. и от чего-то мерзкими. я не был его другом, он моим. любовниками мы тоже не были. один раз не пидорас, правда? ну я, по крайней мере, точно. усмехаюсь. все время до ареста я думал о том, что ебал я, и это самое большое заблуждение в моей жизни. ебали меня. без подготовки и с километровым разбегом, а главное не один раз и даже не единолично. когда есть бабки, есть хорошие адвокаты. когда их нет, ты на дне, в тюрьме, окровавленный и пережеванный огромной, юридически подкованной, акулой, которая работая мясорубкой чужих судеб нехуево получает. больно. все время, лежа на тюремной койке, пружины которой впиваются в твою жопу даже через матрас, я думал о том, как больно будет ему, и как хорошо будет мне, потому что судьба не уготовила мне отличной жизни, но тот факт, что прямо сейчас я могу разбить его ебало, делало меня хоть капельку, но счастливее. буквально все было против него и на руку мне. в попытках спасти свою жопу от надвигающейся угрозы он забежал слишком далеко. во всех смыслах сразу. злачный район, по которому никто не ходит. проползает пару раз за день. либо слишком пьяные, либо слишком избитые. какой вариант нравится тебе больше, кейси? никто, совершенно точно никто тебя не спасёт.
я хватаю его за волосы, с силой запрокидывая голову назад. если бы у меня было желание сорвать с него скальп, я бы обязательно это сделал. но не сейчас. нет. немного позже. пока это всего лишь прелюдия. я растягиваю удовольствия. в кровопролитном пиздилове нет смысла. оно слишком скоротечно. хотя вариант пиздить его каждый день не кажется таким уж неинтересным.
только посмотрите на него, - громко смеюсь, картинно размахивая руками. какой маленький и послушный мальчик. впиваю пальцы в кожу на его щеках. оставляю яркие отпечатки. он пытается что-то объяснить, вертеть головой,  но все его попытки жалки и раздражающи. я сжимаю еще сильнее. это действительно больно. словно тиски, от продолжительно нажатия которых зубы начинают крошиться, а десны кровоточить.
ты всегда делаешь то, что тебе скажут, дорогой?  почти ласково, заглядывая в глаза, словно стараясь увидеть там хоть малейшее представление о совести. может отсосешь по старой памяти? вновь пальцы в волосах, но уже болезненнее. капелька крови вытекает из ноздри. растекается по бледному лицу, как дорогое вино по хрустальным бокалам. медленно. тягуче. его трясёт, и это пиздец как приятно. я слизываю кровь шершавым язычок, вымазывая его и свой подбородок. а затем бью. наотмашь. в живот. заставляя согнуться, скорчиться от острой боли. рука давит на затылок вынуждая опуститься на колени у моих ног.

Отредактировано Jeremiah Leibowitz (2020-04-30 22:13:41)

я с силой толкаю его в номер. мы оба прекрасно знаем с какой целью оказались здесь. телячьи нежности не к месту. громко хлопаю дверью, снова толкаю, но уже в сторону кровати. он едва не падает, но я хватаю его, прижимаю к себе. крепкая рука на вороте пидорского поло. треск рвущейся ткани разрезает тишину, и вот мои губы уже на его губах. я кусаю его, почти больно. по звериному. пару раз он возмущенно вскрикивает, а затем затихает, продолжая старательно лизать мой рот своим шершавым языком. и, блять, да, весь вечер, ночь и ее жалкие остатки мы ведем себя как животные, делающие все, чтобы насытиться друг другом. не вышло. всегда хочется чего-то ещё. мои руки слишком хаотичны, чтобы их контролировать. они абсолютно везде и нигде одновременно. ебаная молли. нужно закинуться снова. водка тоже бы подошла.
он вновь опускается передо мной на колени. трясущимися руками расстегивает ширинку, стягивает штаны. медлит. преданно заглядывает глаза. словно пёс, который вымаливает угощение. я провожу кончиками пальцем по его лицу, волосам. крепко сжимаю их в своей руке. мне нравится чувствовать над ним власть. угощение он незамедлительно получает.
грязный кафель, грязный линолеум. только хуй и старательность, с которой он берет его в рот, остается прежними. ебаный леденец. долгожданный, сладкий. он прерывается всего на секунду, чтобы сказать, что еще никогда не видел хуя лучше, и вновь насаживается и глубоко заглатывает. и если раньше я думал, что глубже некуда, я пиздец как ошибался. как и он (давайте будем откровенны). это была сладкая лесть, в которую на тот момент верили мы оба.
воздух в помещении чудовищно горячий. он ранит легкие, заставляя их скручиваться от нестерпимой боли. но даже это блять не способно заставить нас остановиться. темная маленькая комната. низкая, наверняка не совсем чистая. коробка из под обуви и то больше, но мне слишком похуй, чтобы задумываться об этом. я позволяю ему насаживаться на меня, словно рыба на рыболовный крючок. и ему пиздец как это нравится. стоны, похожие то на крик, то на плач охуенно прекрасны. пальцы скользят по разгоряченной плоти. он шипит, послушно выгибает спину, когда я резко переворачиваю и нагибаю его. с силой тяну за волосы, оставляю на бедрах яркие следы своих пальцев и зубов на плечах. быстрые, ритмичные толчки. достаточно болезненные, заставляющие тяжело дышать. он умоляет не останавливаться, и я выполняю его просьбу, с каждой минутой лишь ускоряя темп. по-моему, мне достался хороший мальчик. и я искренне думал так, до тех пор, пока за мной не пришли.

даже стоя на коленях в темной  обоссаной подворотне, удерживаемый сильной рукой, человека, который старательно разбивает его ебало в кровавое мясо, он старается держаться. жалкая попытка наебать, ведь я все равно вижу, насколько ему страшно. пиздец как страшно. с каждой секундой паника подступает все больше. та самая из-за которой кровь в жилах с неистовой силой закипает, дыхание учащается, а во рту все иссыхает, словно в жаркой пустыне. он дрожит. его реально колотит. крупная дрожь, как разряд электрического тока, проходит через весь организм. смеюсь. таким жалким в моих глазах он ещё никогда не был. золотой мальчик, в жизни которого все проблемы решает папочка, в этот раз объебался. папочки не будет. ребят в крутых тачках тоже. есть только я, грязная тупик и сковывающий животный страх.
по лбу стекает тонкая струйка холодного липкого пота, смешивающаяся с алой струйкой крови из разбитого носа. красивое зрелище. да и он красивый. ловлю себя на этой крамольной мысли и также мысленно бью себя по щекам. наотмашь. чтобы выбить из себя всю эту хуйню. он красивый пидор. а я не пидор, так что думать о нем в подобном ключе какая-то ебаная катастрофа. а их в моей гребаной жизни и так было дохуя. детство, юность, взрослая жизнь - говно. до старости я в принципе не доживу. сторчусь в каком-нибудь барыжном притоне, прихватив с собой на тот свет ещё пару конченных торчков.
а ты пидор, и таких как ты пиздят такие ребята как я, а еще накидывают в рот пару палок. шепчу, склонившись в его лицу. провожу пальцем по пухлым губами заставляя их слегка приоткрыться. проникаю в рот. сдавливаю язык. хочется вырвать его вместе с его внутренним ядом, но я сдерживаю себя. ещё не время. парк аттракционов только что открылся и до закрытия очень далеко.
как насчет тебя, еще не все палки мира пересосал? он лишь машет головой из стороны в сторону, а я зловеще смеюсь. вторая рука все еще крепко держит его за волосы, больно оттягивая назад. взгляд глаза в глаза снизу вверх - охуеть какое сексуальное зрелище. преданная псина, посаженная на поводок, обычно смотрит на тебя точно такими же широко распахнутыми глазами, и тихо поскуливает. осталось заставить его поскулить. ну и поводок надеть не помешает.
не рот, а помойка, бросаю злобно, в то время как его дрожащие руки едва справляются с моей ширинкой. приходится наградить его парой затрещин, чтобы был немного расторопнее. он шипит от боли, затем чуть скривившись берет в рот. в его глазах нет былого огня, потому что без колёс мой хуй не кажется ему таким уж прекрасным. он не поёт ему хвалебные оды, не стонет от удовольствия, жадно заглатывая в рот. он просто сосет. и это пиздец хуево на самом деле.

я все время чувствую себя неполноценным, и это чувство настолько остро, что если бы в тюрьме я лишился руки или ноги, то этого бы даже не заметил. там не было хорошо и сладко. жрать тюремную еду, тоже самое, что жрать дерьмо. набиваешь ею брюхо лишь для того, чтобы желудок переставал переваривать свои же собственные стенки. за два с половиной года к этому привыкаешь, не мечтаешь о мифической свободе, уютном доме, горячем чае и холодном пиве, а существуешь в жестких реалиях местного застенка. плесень, разъедающая поверхности, спертый воздух, тёмные коридоры, железные засовы, врач, искренне уверенный, что ты прячешь в задний проход партию героина и ножовку, старательно пытающийся их найти. первый раз я попал сюда лет в девятнадцать. истинный сын своих родителей, обдолбавшийся в край и отпиздивший какого-то мажора, случайно забредшего в бедный район. второй приход в двадцать один. банальная хулиганка, которая привела к печальным последствиям. я искренне надеялся, что на этом все и закончится (естественно я не собирался прекращать, я просто пообещал себе не попадаться), но все сложилось иначе. люди - это гниль, жалкий перегной, ил из пруда, который может провалиться в одночасье. их нельзя слушать, им нельзя верить, их нельзя любить. давным-давно пора вырезать себе на лбу эту аксиому, чтобы каждый раз себе напоминать.
я больше, чем уверен, что когда - нибудь пидор решит поведать мне почему поступил именно так, а не иначе. расскажет грустную историю про свои отношения с отцом и исчезающую за горизонтом, как тень отца гамлета, фигуру матери, но я рассмеюсь ему в лицо, потому что это сплошное наебало. как и все, что он делает в этой чертовой жизни. самовлюблённый, холёный мудак. по крайнем мере, у него был отец. хороший, плохой. это не имеет значения. он просто был как концепт. и иногда этого достаточно. у меня же были хуевые отчимы. и хуевые это пиздец какое верное определение, потому что чаще, чем их лицо, я видел хуй. и мать моя, видимо, видела тоже самое, потому что бросалась на плоть, как изголодавшаяся сука, у которой целый год не было кобеля. и это конечно же сущий пиздеж, потому что все свободное время она пила и перепрыгивала с одного мужика на второго, отчаянно забывая, что помимо всего этого у неё есть кто-то ещё. мудаки, которых она приводила домой, не забывали, заставляя меня бегать за дешевым пойлом и резинками, как будто бы репродуктивная функция моей матери не изжила себя лет десять назад, а венерических заболеваний они боялись. сплошная ирония. пару раз она клялась мне и себе завязать, но, признаем честно, до сих пор ничего не изменилось. бутылка и очередной хуевый любовник - то, на что она молится и по сей день. что ж, желаю ей удачи.

все происходящие, словно сцена из дешевого порева. максимальная естественность. никаких декораций, красивых ракурсов и становления света. безлюдный грязный переулок, обшарпанные стены. запахи мочи и блевотины. романтика нищих кварталов. здесь постоянно кто-то ширяется, курит шмаль, бьет ебла, трахается и ебет кого-то в рот. достаточно грубо и безжалостно. должно быть его горло саднит, но мне абсолютно похуй. я затащил этого пидораса сюда вовсе не для того. чтобы сопли вытирать и слушать хуево выдуманные истории. едва сдерживаемые рвотные позывы, хаотичные взмахи руками, жалобное мычание. приходится дать ему возможность передохнуть. всего пара секунд. этого достаточно, чтобы вновь начать с силой вдалбливаться в чужую глотку. слезы брызжут из глаз, пидора чуть было не выворачивает наизнанку. терпит. старается, но этого недостаточно. пиздец как недостаточно. я раздраженно кривлю лицо, отмечая, что этот придурок может сосать лучше и отвешиваю пару звонких пощёчин, заставляющих того прилагать чуть больше усилий и капельку души. вечная истина - стоит проявить силу, и кто бы то ни было становится куда старательнее и изобретательнее, чем был до. я откидываю голову назад, ощущая свое превосходство. унижение - это то, что действительно даётся мне хорошо.
талантливый - отмечаю я про себя и растекаюсь в усмешке. по-моему, это твое призвание: стоять на коленях и сосать. смеюсь. крепко сжимая волосы, надавливая на затылок. фраза брошенная вскользь звучит грубо, но ждать нежности от людей подобных мне было бы совсем глупо. от таких за километр веет опасностью и большими проблемами с законом. с такими как я даже не разговаривают, обходят стороной. может быть, будешь делать это за деньги? - я торчу людям денег, он торчит деньги мне. так почему бы не отработать их тем, что у него на самом деле получается хорошо. проходит некоторое время, и я отмечаю, что это гораздо лучше, чем спешная дрочка перед отбоем в одной из тесных, не очень чистых тюремных душевых, и лучше секса с той сопливой малолеткой, пару раз за два года навещающей меня за решёткой и пускающей слюни в течение пяти лет.
наличия алкоголя в крови было недостаточно для того, чтобы продержаться чуть больше, а воздержание слишком длительным, чтобы не. я кончаю слишком быстро. и сильно злюсь на себя за это, а заодно и на того, кто придирчиво хмурит нос, сплевывая сперму на землю. он пытается приподняться. такая же жалкая попытка, как и он сам. я презрительно смотрю на него снизу вверх. чуть распахнутый ворот рубашки, заляпанной кровью и спермой, некогда белые, идеально выглаженные брючки, на коленях которых теперь огромное бурое пятно. прекрасное зрелище. смотрел бы вечно, но, кажется, ублюдка пора отпускать. я слегка приподнимаю его, помогая встать. он бросает в мой адрес очередную не менее скудную угрозу. бесстрашный.
вызывай, - мой громкий смех разрезает тишину. я вновь прижимаю его к стене, сдавливаю лицо ладонью. я присяду на скамью подсудимых. это звучит так, будто мне на самом деле нечего терять. и в какой-то степени это действительно правда. а ты на мой член. не будем врать, в прошлый раз ты остался доволен.

даже в моей уебищной жизни функционируют (хуево, если честно, но да) маленькие крупицы счастья и радости. как, оказывается,  мало для них требуется. пиздецки мало. стоит всего лишь заставить слащавого пидора, который не умеет держать язык за зубами, харкать кровью, валяться у себя в ногах и сладко отсасывать, и настроение тут же поднимается, как хуй при виде обнаженной груди. стойкий оловянный солдатик, не иначе.
мой хохот вызывает на его лице недоумение. и новую волну страха. угрожать отмороженному уголовнику, которому уже нечего терять - смело и убого одновременно,
а ведь у меня и правда ничего нет, нихуя нет. и никогда не было. влачить жалкое существование откровенно хуево, но когда рядом с тобой внезапно оказывается золотая жила (корова, которую можно доить) способная на все, что угодно, ради того, чтобы вытащить свою жопу из дерьма и не получить по ебалу, жизнь приобретает новые цветовые сочетания.
я снова смеюсь, хватаю за воротник его рубашки. треск рвущегося материала режет слух. даже брендовые шмотки не выдерживают. на тонкой ткани остаются следы не только крови и спермы, но и сальные отпечатки моих пальцев. вечное, блять, напоминание. впрочем, на шее и тонких запястьях синевато-красноватые отметины тоже присутствуют. они будут сходить настолько медленно, что на их месте наверняка успеет появиться с десяток других. уж я то постараюсь, поверьте. я с брезгливостью смотрю ему прямо в глаза. он дёргается, словно от пощечины, крупная дрожь по-прежнему охватывает все его тело. загнанный в угол. как ребёнок. стоит, трясётся, сопли на кулак мотает. бесит. шиплю от злости. бью наотмашь по кирпичной кладке в паре миллиметров от его головы. морщусь от пронизывающей боли, но не произношу ни звука. он вскрикивает. испугался. как еще штаны не обделял, не знаю. это немного приводит его в чувства. с силой толкает меня в сторону (наконец-то вспомнил, что у него есть яйца). я покорно делаю шаг назад. нет смысла тратить время на этого пидораса. не сейчас. все будет, но позже.
мы ещё встретимся, - бросаю сквозь зубы, сплевывая на и без того грязную землю, накидываю капюшон на голову и быстрым шагом удаляюсь. это вовсе не угроза. это предупреждение. и гребанная констатация факта. раскаты грома, внезапно разверзнувшие небо, словно подтверждают мои слова. крупные капли дождя барабанят по дырявым крышам старых домов и грязному асфальту.
старая, потертая дверь, звон ключей, скрип петель, а дальше кромешная темнота и пустота. то ли свет вновь отключили за неуплату, то ли ебучая лампочка перегорела. и то и другое не имеет значения, потому что денег ни на лампочку ни на оплату счетов один хер нет. я спустил все до копейки на банку самого дешёвого пива, опустошил ее за пару минут и вот теперь захожу в самую обсосную в мире хату, раздеваюсь скорее по инерции, скидываю одежду прямо на пол, ступая босыми ногами на холодный, в некоторых местах протертый до дыр, линолеум. отопления тоже нет. долбанные коммунальщики. тёплый плед, старый продавленный диван, пропахший сыростью и едким дымом второсортных сигарет. я падаю без сил, но не вырубаюсь. верчусь из стороны в сторону почти до самого утра. мысли то и дело возвращаются к чертовому тупиковому переулку и пидору, чьи белые брюки безнадёжно испорчены, а нос в кровь разбит. блядь.

я мало похож на слащавого до скрежета зубов пидора, прижимающегося к стене и попивающего клубничный дайкири. на сына богатеньких родителей, пришедшего сюда в компании таких же богатеньких пафосных педиков, тоже. ребята на входе впускают меня с опаской. и я их пиздец как понимаю. я создаю проблемы, а не решаю их, не стою в сторонке при их появлении.
чтобы попасть сюда мне пришлось снять ебучую толстовку, надеть чистые джинсы, постирать кеды, которым от стирки лучше не стало, натянуть на ебало улыбку и делать вид, что свой. ну или относительно свой. пришёл натянуть на хуй чью-то жопу, как консервную банку на длинную палку, в первый раз. в первый раз всегда стремно и странно. поэтому мое состояние кажется вполне объяснимым для многих ребят, оказавшихся здесь сегодня. громкая музыка, долбащая что есть силы, яркий свет - смерть эпилептика, не иначе. я сидел у барной стойки, отвернувшись от ебучих софитов, и медленно попивал хуевое пиво, стоящее как самолет. хорошо ещё, что за покупку этой мочи мне не пришлось лишиться почки. оставлю эту участь для своего пидора.
скучать долго не приходится. мелкий педик, вдруг оказавшийся рядом и охуеть как неслучайно трущийся своей плоской задницей о мое колено, явно не понимал намёков. ему хотелось втащить, но я ждал появления другой педиковатой звезды. сегодня мои кулаки да и все остальные части всецело в его распоряжении. но кулаки в особенности.
я хватаю его руку, заставляя наклониться к себе. это милое (нет) создание искренне не понимает, почему я до сих пор его не трахаю, и задает вполне логичный, для его безмозглой башки, вопрос. втащить хочется ещё сильнее, но я в очередной раз сдерживаю себя. мессия, посланник доброй воли, блять. сегодня самообладания мне не занимать. ломать кости и пускать кровавые сопли еще слишком рано. смиренно жду. впариваю ему пару колес за тридцатку (тупо для того, чтобы обдолбался и наконец съебался), затем почти столько же его дружку. пидорасы - охуенно прибыльная жила, потому что ебаться под молли пиздато, целоваться под молли пиздато, без устали сосать, кстати, тоже.
звезда минетов и ебли в сортире не заставляет себя долго ждать. оживленно рассказывает что-то, активно жестикулируя. заправляет прядь волос, выбившуюся из идеальной укладки, салютует одним из приторно-сладких коктейлей своему новому дружку. делает вид, что все в его жизни охуенно, но нет, это не охуенно. это полный пиздец. его дружок выглядит хуево. слишком вылизанный. как ебучий кен. с идеальными пропорциями, белоснежной, умело нарисованной на лице, улыбкой. до омерзения красивый и фальшивый. хочется раскатать его самодовольное сальное ебало по барной стойке и скормить собакам остатки. нетипичная, напускная дружелюбность. делает вид, что внимательно слушает ту чушь, что ты мелешь, навешиваешь ему на уши килограммами. но это такое наебало, если честно. все о чем он думает, как скоро засунет руку тебе в задницу и насколько громко ты стонешь. у твоих талантов есть ограничения, но пара таблеток исправят ситуацию. позволят раскрепоститься. подогнать или ты уже вмазался?
всего пара секунд и я оказываюсь рядом. непозволительно близко. дорогуша забывает, как дышать. я вскидываю руки в приветственном жесте, дружески похлопываю по плечу. он дергается, словно от удара. я ухмыляюсь. медленно поворачивается. уже знает кто это, зачем. проклинает охрану, меня, себя, за то, что вылез из дома, а не съебался на северный полюс чесать спины белым медведям и моржам.
а как же привет, милый, я так скучал? - с силой притягиваю блондинчика к себе, как обоссаного котёнка. за шкирку. вторую руку по-хозяйски опускаю на сочную задницу. опять эти идеально выглаженные обтягивающие брючки.
пидор. шепчу на ухо и зло смотрю на кена, который внезапно решает раскрыть свой поганый рот. нарушает  идиллию.
очередной любитель поебывать всякую шваль наконец-то проснулся и вспомнил, что язык нужен не только для того, чтобы яйца лизать? мой ироничный взгляд, его - рассвирепевший. он кидает мне в лицо какие-то оскорбления. слова едва слышимы. долетают только слюни. я вспыхиваю словно спичка. всего секунда отделяет его от черепно-мозговой, а меня от нового срока.
бам.

почему-то пидорасы очень любят сосаться на публике. тщательно вылизывать рот друг друга, тереться стояками и прочие дела. ебучая демонстрация похоти. любовью в таких тусовках не пахнет. ей нигде, блять, не пахнет. сторчалась вместе с многими известными поэтами, выдающими желание тупо почесать свои шишку за что-то другое. возвышенное. трахаться треугольником, квадратом, кубом и гиперкубом здесь принято. круговая порука. этого ебал ты, тот ебал тебя, а вот тому вы с другом в обе дырки напихали. этот сосет неплохо, а у того жопа как кратер вулкана. плавит хуи, как солнце мороженое. и если мороженое хотя бы слизывать приятно, то с хуем такого не происходит. к счастью.
я отворачиваюсь в сторону, старательно сдерживая себя, скрежещу зубами. в обычной ситуации я бы втащил этой сладкой парочке с ноги, заставляя ебаться с каждой ножкой табуретки. по очереди, но не сегодня. делаю глоток пива. мерзкое. холодное. аж челюсть сводит. искренне надеюсь, что бармен тщательно мыл руки и другие части тела, после того, как присовывал своему дружку за закрытыми дверями пыльной подсобки.
кейси сидит на высоком барном стуле по другую сторону от меня. ебучая принцесска, занявшая место своего отца, вальяжно развалившаяся в царском кресле и смотрящая на всех свысока. обтягивающая футболка, словно вторая кожа, охуенно качественный латексный костюм, прилегает к телу, подчеркивая, добавляя в его образ еще большей выразительности. пидорская сережка в ухе, идеальный, блять, начес. и все ради пижона, сидящего рядом. смешно. чувак, с твоими талантами не у обсосов посасывать надо. рубашка, брюки, пиджак. может, этот приторно сладкий кен даже запонки не забыл. хер вас пидоров знает.
если ты идёшь трахаться, не надевай столько хуевого шмотья. пока разденешь, весь запал пропадет, и хуй замертво свалится. блондинчик пиздец как рад (нет) меня видеть. подскакивает на стуле от неожиданности, словно я ему не руку на плечо положил, а в жопу без смазки залез. хочет приветственно наклониться и на колени присесть? я всегда за, честное слово. по-свойски кладу руку на бедро. пробираюсь пальцами к ремню на его брюках. с возмущением на лице и нотками недовольства в голосе он пытается скинуть чужую ладонь (делать вид, что он сюда вовсе не ебаться пришел, у него получалось отлично). безуспешно конечно же. рука возвращается на первоначальное место, оглаживает круглые ягодицы, сжимает их в своей руке. он замирает, чувствует опасность, дрожит, словно маленькая собачонка перед огромным злым львом, готовым растерзать ее в любую минуту. молчит. боится открыть рот, потому что прекрасно понимает, что за этим последует, но его дружок, внезапно решивший поиграть в благородство, не замолкает. хочется сломать ему челюсть, выбить зубы, раскидать по всем сторонам света и сжечь этот клуб нахуй. желательно, вместе со всеми его обитателями. кровавый ритуал, блять.
грохот падающих стульев, звон разбитого стекла. в его глазах все разворачивается словно в замедленной съёмке. кейси размахивает руками, в попытках предотвратить неизбежное, но не успевает. мой кулак влетает в скульптурно высеченную скулу незнакомца. потом ещё раз, ещё. кто-то кричит, оглушающе громко, как будто многочисленные удары по лицу достаются не этому слащавому мудаку, а ему самому. всего лишь пара минут, и превращать дружка пидора в кровавое месиво я продолжаю уже на улице. охрана выкидывает нас подальше, громко хлопнув дверью. блондинчик с глазами, полными ужаса, все время бегает вокруг нас, словно щенок, хозяин которого попал в беду. он что-то выкрикивает, старается встать между нами. как-будто наличие подобной преграды способно было меня остановить, ага.
спустя двадцать минут, я нервно курю, опираясь спиной об угол соседнего здания. потираю от чего-то замерзшие руки, дышу на ладони. капли крови едко впитываются в шершавую кожу на костяшках. снова закуриваю. и так по кольцевой. вся моя жизнь выстроена по этому ебучему маршруту.  отсидка - свобода - отсидка - свобода. я прислушиваюсь, ожидая увидеть разрезающие ночное небо, усыпанное мириадами золотистых светил, яркие огоньки на полицейских тачках. но копов нет. слишком долго нет. и я не знаю, как ко всему этому относиться, стоит ли вообще здесь стоять, и что будет ждать меня дальше. сегодня вечером, завтра утром, днём. я сам во всем виноват. не нужно быть провидцем, чтобы знать, что мне за это светит. я нарушил все возможные предписания по удо. кажется, начальник тюрьмы будет охуеть как рад меня видеть. краем уха слышу, что мой пидорас обещает своему приятелю разобраться. со мной, с ним, с копами, не знаю. но судя по потому, что франт с окровавленным носом в скором времени запрыгивает в такси и исчезает, все же со мной. усмехаюсь. если это жалкая попытка наладить взаимоотношения, то выглядит она хуево.
ну и зачем ты это сделал? - произношу насмешливо, давая понять, что если у него и был шанс избавиться от меня, то теперь он благополучно проебан. не слишком умный мальчик - думаю, толкая парня в глубь двора, заставляя идти далеко вперёд. вопреки всему, убежать он больше не пытается. да и зачем, правда? одинокий фонарь освещает узкий, не слишком чистый переулок. в этом месте достаточно тихо, но не то, чтобы я собирался говорить. пидор смотрит меня с испугом. привычная реакция на внешний раздражитель. неторопливо отходит назад, шаг за шагом, жмётся к стене, выставляет руки вперед, будто бы они когда-либо могли его защитить. я смеюсь, громко, заливисто, подхожу вплотную, расставляя свои ладони по обе стороны от его головы, наклоняюсь к уху, почти касаюсь его кромки своими губами. обжигаю нежную кожу. крупная дрожь, будто разряды тока, проходят через все его тело. пидор впивается руками в края собственной куртки, и жалобно смотрит мне в глаза. я провожу пальцем по его губам. почти полностью повторяя события двухнедельной давности. в этот раз его губы не мягкие и податливые, а шершавые и искусанные. но даже в этом я нахожу свой шарм.
а ты сам как думаешь? - всего секунда, и моя рука оказывается на его ширинке. я насмешливо смотрю ему в глаза, медленно расстегивая первую пуговицу. он, смирившись со своей судьбой, тяжело вздыхает. резкий переворот, и его лицо впечатано в холодную кирпичную поверхность. так что же по твоему я хочу? - шепчу в самое ухо, оттягивая его за волосы, заставляя запрокинуть голову назад.

в том, чтобы трахать самодовольных ублюдков, есть своя прелесть. в том, чтобы бить всяких пидорасов - тоже. для того, чтобы это умело совмещать особый талант не нужен. всего лишь темная улица /охуенный друг для всяких мудаков, выходящих на свежий воздух только для того, чтобы чьи-нибудь кости покрошить/, футболка, которую не страшно запачкать фонтанами крови, и чье-то красивое ебало. с ебалом, кстати, проблем и правда не было. охуенно выразительные глаза. как пиздато читать в них нотки ужаса и подступающей истерики. они то сужаются, то расширяются, зрачки судорожно бегают туда-сюда. он все еще надеется на спасение. наивный. шепчу ему в ухо.
тебя не будет никто спасать. в этом районе у всех или очко пробито, или яиц нет. только бить и ебать. хотя ты вроде и сосешь неплохо, пидор. он кривится, я ухмыляюсь. высокие острые скулы, идеально ровная кожа. мягкая, нежная, податливая, словно сливочное масло, в которое я с удовольствием погружаю пальцы, заставляя морщиться и шипеть. ему больно. он пытается что-то сказать, решается даже убрать мою руку, но попытка /любая попытка/ сделать хоть что в сложившейся ситуации /хуевой ситуации/ оказывается жалкой. как и он сам. синяки снова останутся. от лилово-синих, то желто-зеленых пройдёт немало недель. красивое украшение /совсем бесплатное/, служащее вечным, блять, напоминанием. но мне тоже есть что вспомнить. дохуя всего.
за два с половиной года с тобой случается дохуя. и приятного в этом дохуя нихера нет. с первых дней кажется, что все твое существование хуярит по кругу. бешеному, блять, кругу одинаковых часов, минут, секунд. сменяется только работа на которую тебя отправляют каждый ебаный день. дохуя работы. за это время я осваиваю профессию механика, токаря, и даже, еб твою мать, швеи. ты когда-нибудь шил, кейси? думал я, каждый раз отчетливо представляя себе, как заштопываю его рот толстыми холщовыми нитками. блять, если бы этот смазливый мудак умел молчать или обладал бы хоть какими-то яйцами, было бы куда проще. всем было бы проще, но нихуя. нихуя. он не умел, а я не был слишком добр для того, чтобы простить ему это говно. да, определённо не был.
пожалуйста. пожалуйста. пожалуйста. оказывается, такие, как он умеют быть вежливыми. умеют просить. недостаточно хорошо, пожалуй. недостаточно искренне.
ты можешь лучше. - произношу это вслух, оттягивая за волосы сильнее.
мне нравится, когда ты на коленях.
слова про деньги звучат почти унизительно. и я отказался бы от них, будь у меня хоть что-то чем можно было бы заплатить за нищенскую хату, которая похожа на сарай и погасить задолженность за отопление. да и пива купить, что уж там. но два с половиной года жизни - это охуеть как много, а денег - охуеть как мало, ну и чувство собственного превосходства слишком прекрасно для того, чтобы так легко отступить. я часто представлял себе, как стираю его смазливое личико о холодный асфальт, будто куски сыра на горячей терке. ломаю суставы, заставляя терять голос, крича от боли, до тех пор, пока не понял, что психологическое насилие куда интереснее физического. впрочем, и от физического отказываться совсем я тоже не собирался.
конечно найдешь, пидор, а ещё лучше заработаешь. самодовольный щенок, которому все на свете папа в зубах приносил, явно хотел начать верещать по поводу того, что нихуя не умеет, но я опередил его.
нихуя - не умеешь - научишься. это всегда как-то так работает в этом ебаном мире. все мы учились. кто-то кто-то закладки делать, кто-то воровать, ну а кто-то трахаться. и последнее, пожалуй, получается у слащавого блондина лучше всего. если кого-то бог и создал для ебли, то только его. и его аппетитную задницу, конечно.
за твою разьебанную жопу будут неплохо платить, потому что ты вроде как красивый. взрослым дядям понравишься. я усмехаюсь, притягивая его к себе ещё ближе. микки неплохо за подобное деньги дерет, чем этот пидорас хуже? кто-то говорит, что это грязные деньги, но ни-ху-я. деньги грязными не бывают. особенно, когда у тебя никаких нет. в у кого-то в семье горло дырявое, у кого-то карман. семья лейбовицей с лёгкостью собрала комбо.
что насчет секса втроем? вчетвером? впятером? - смеюсь, с силой сжимая его лицо, приближаясь к нему вплотную. сколько может в тебя влезть? самодовольная улыбка не сходит с моего лица. я наслаждаюсь его муками, питаюсь животным страхом. это возбуждает. пиздец как возбуждает. в какой-то момент я ловлю себя на том, вылизываю его шею, словно цепной пёс, дотянувшийся до миски с водой, которую же сам случайно отодвинул. жадно, ненасытно. с остервенением. капельки пота на его коже превратились в соленые дорожки. без остановки вожу по ним языком, покусываю, оставляя яркие отметины собственных зубов. пробираюсь ладонями под рубашку. очередная пидорская рубашка. охуенно ему идёт. хотя, трудно сказать, что ему вообще, блять, не идёт. впалый живот. он по инерции втягивает его ещё сильнее, когда нежной кожи касается моя шершавая рука. провожу ладонью по груди, очерчиваю круги в околоключичном пространстве, и резко хватаю за шею. наслаждаюсь ритмом его сердца, которое под моими пальцами с каждой секундой трепыхается все сильнее и сильнее. отпускаю. повторяю вновь. игры с дыханием всегда доставляли мне удовольствие.
для начала с одним членом поработай. ты же способный мальчик, верно?