T O O X I C

Объявление

обычно в такие моменты люди или курят, или начинают заводить откровенные разговоры, полагая, что раз удалось обнажить тела, то пора бы и обнажить души. но мне не хотелось ни курить, ни задавать ему вопросов, ответы на которые могли бы как-то испортить момент. впрочем, зачем мне знать прошлое, от которого мы с ним одинаково бежали?[Читать дальше]
song of the week: пусть они умрут by anacondaz

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » T O O X I C » эпизоды » don't babe me, asshole


don't babe me, asshole

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

don't babe me, asshole

san francisco

mickey, jerry, casey

august, 2020

https://i.imgur.com/uYzetUb.gif


i bet you thought you'd seen the last of me

+8

2

в ебаном автобусе пахнет дешевым бензином и потом. тучный мужик, свесивший своё необъятное пузо мне не колени, вонял хуже всех. выглядел он, впрочем, так же. да все здесь, блять, выглядели так же. не то, чтобы я претендовала на звание мисс мира, но я хотя бы мылась. вчера, а не неделю назад. дорога петляла вереницей голых лесов, обшарпанных домов и грязных машин. самая непримечательная часть города. почти такая же ужасная, как моя гребанная жизнь.
некоторым людям не стоит размножаться. вообще. никогда. потому что кроме багажа хуевых генов, у их детей не будет ничего. моя мать познакомилась с моим отцом на вписке. и если быть откровенной, ей было вообще поебать от кого залетать. хотя кому я вру, она вообще не планировала этого делать. но все получилось как всегда. одна не имеет привычку предохраняться, другой не умеет вовремя вынимать. а как же, блять, хорошо все начиналось. беспонтовая дрочка за стопку мерзкого портвишка, потом ещё одна. круговая порука пустых стаканов и давно немытых членов местных альфа самцов. дальше - хуевый секс по счастью практически не отложившийся в памяти, и рождение нахуй никому ненужного ребёнка, коим я и чувствовала себя всю жизнь. вечно голодная, грязная, плохо одетая, играющая с пивными бутылками и крышками из под водки, все время получающая оплеухи и тычки. ну и без оскорблений, конечно же, не обходилось. мать никогда не умела вовремя закрывать рот. кажется, у нас это семейное. держать язык за зубами? не, не слышала, да и зачем.
сказать толстому мужику, что он меня заебал и его пузо до невозможности мерзотно? запросто. послать нахуй, не слушая его возмущений? - еще проще. показать средний палец водителю, который выставил за дверь скандальную девку? - само собой.
правда нахуй никому не нужна, потому что чаще всего она бывает охуеть какой неприятной. и именно поэтому я стою на остановке, кутая замёрзшие ладони в растянутый свитер. легкая куртка не спасает от пронизывающего насквозь ветра. шарюсь по карманам, в надежде, что сигареты ещё остались, но нахожу лишь пустую пачку. комкаю тонкий картон, раздосадованно выбрасываю его в мусорку, представляя, что это баскетбольный мяч, достигший своего кольца, а я - известный баскетболист, получающий за одно удачное попадание огромные бабки, которые можно спустить на хорошее бухло и красивых телок.  мечтать, конечно, не вредно. мимо проходящий дед делится со мной парой папирос и огоньком. я ухожу, поднимая ворот облезлой кожаной куртки и трясясь от холода.
два квартала казались мне пиздецки длинными. грязные улицы, пыльные витрины магазинов. мусор, вздымающийся вверх потоками холодного, пронизывающего ветра, стойкий запах чьих-то испражнений. самая настоящая помойка. дыра. ничем не отличающаяся от той, в которой выросла я. старый, выцветший дом. высотка уже покосилась от времени и отсутствия ремонта. блять, естественно я не ждала, что мой ебанутый брат, только что откинувшийся из тюряги успеет склеить богатую телку, и переберётся в нормальное жилье, но он хотя бы мог попытаться. ах, да, голова пришитая к плечам нужна ему вовсе не для того, чтобы думать, а чтобы ложку в рот класть. вместо лакшери жизни и ебли престарелой богачки, он выбирает жизнь в бараке, кишащем снующими туда-сюда мексиканцами, которые охуеть как громко выясняют отношения, громко дерутся, громко трахаются, наркоманами, торчащими за углом, и пьяницами, проводящими ночи на лавке, и орущими напропалую матерные песни.
дверь в подъезд открыта нараспашку. удивлена ли я? конечно нет. что ещё можно ожидать от места, больше похожего на коммуну, чем на нормальный дом? лифта здесь, видимо, не было по дефолту. узкие лестничные проемы. восхождение в ад, не иначе. я честно заебалась отсчитывать бесконечное количество ступенек, которые преодолевать становилось все сложнее. сердце вот-вот выпрыгнет из груди, одышка. теперь я как никогда понимаю тех пьянчуг, решивших, что проще и безопаснее остаться на улице, чем пиздошить по этой крутой лестнице, судорожно хватаясь то за перила, которые качались из стороны в стороны и могли в любой момент отвалиться к чертовой матери, то за стены.
конечно же меня никто не встречал с распростертыми объятиями, более того, мне не хотели открывать дверь. даже соседи, жившие на одной лестничной клетке с этим обмудком, высовывали носы из своих квартир, слыша громкие стуки и отборную брать. но он нет.
мудила, не делай вид, что ты сдох, потому что ты не сдох. я стучу в дверь ногой, что есть силы, но все мои попытки остаются тщетными. не воняет. а ты бы обязательно вонял, кусок ты говна. на некоторое время я перестаю, сажусь на грязную лестничную клетку, обхватывая колени руками. этот день не задался с самого утра, да что там, блять. это жизнь не задалась. хуевые обстоятельства. хуевые родители, хуевая я. бездарная, ничего не умеющая тупая девка. хотя, нет, кое-что я точно умею. спасибо пожилому мужику, живущему напротив. за возможность потрогать за сиски (ну неплохие ведь были сиски) он покупал мне пиво, давал сигареты, угощал конфетами и научил правильно обращаться с дверными замками и хуями, если быть уж совсем откровенной. пару раз за подобное меня чуть не прихватили, а один раз я вломилась в хату своего дружка, чтобы забрать кое-какие вещи, помимо своих, прихватила и пару его. парень обиделся и заявил, но женское очарование и умелые руки - творят чудеса, поэтому в отличие от долбаеба, живущего в этой обшарпанной хате, я ещё не сижу. впрочем, на чьем - нибудь красивом лице я бы с удовольствием посидела.
всего секунда, и дверь с громким хлопком ударяется о стену. я бесцеремонно прохожу в квартиру, скидываю куртку на ходу, не обременяя себя снятием кроссовок. вряд ли в этом логове пол чище, чем асфальт на улице. бычки, пивные бутылки, рассыпанное по полу содержимое пепельницы - здесь всегда был какой-то пиздец. не могу сказать, что и брату эта характеристика не подходит. ещё как подходит.
я всегда знала, что ты пидор, - произношу, стягивая с себя свитер и кидая его в сторону старого продавленного дивана. пиво есть? не то чтобы мне нужен ответ. я подхожу к холодильнику, открываю последнюю банку, которая по-любому стояла здесь для меня (нет), и возвращаюсь в комнату. вы бы хоть оделись, членососы. не хочу видеть ваши голые задницы. делаю глоток, беспардонно садясь на диван рядом. а вот ваши охуевшие лица видеть приятно.

+8

3

я стою перед панельной многоэтажкой, возвышающейся над окружающим пейзажем, как блядская пирамида хеопса. маячащий неподалеку пустырь и уродливое подобие детской площадки, обнесенное металлической сеткой, чтобы порождения здешних трущоб не расползлись по округе, как метастазы, вполне заменяют желтый песок пустыни, два чахлых дерева поодаль - оазис. заходящее солнце окрашивает серые стены в мягкий розовый, образцово-показательный пример того, что красота, конечно, исключительно в глазах смотрящего.
я вижу только безнадегу, отчаяние и нищету. гнусная картина. для кого-то это, наверное, предел мечтаний. своя собственная долина миллионеров, обетованная земля. единственное, что ты можешь позволить себе в этой стране, если ты не богатый или не белый.
мне удалось, казалось бы, не объебаться по обоим пунктам, у меня не было ни единого шанса оказаться здесь - если бы мне вздумалось заняться благотворительностью, я бы отправился в африку и усыновил бы там какого-нибудь уродливого голодающего ребенка, а не в местное гетто. но земная слава блядски быстротечна, и вот я стою здесь, возле дома, адрес которого каким-то чудом сохранился в истории  заказов убера, и судорожно пытаюсь понять, что мне делать дальше.
безразмерная мексиканка, выгуливающая возле подъезда уродливую шавку, смотрит на меня с любопытством и жалостью. с каждым моим словом ее круглое лицо становится все добрее, а стена непонимания между ней и английским, на котором я пытаюсь объяснить ей, кто мне нужен  - все толще, выше, надежнее. белый, говорю я, воздевая руки к небу в отчаянии. татуировки. голова.
ее лицо озаряется, как будто в мозгу включили лампочку.
я ощущаю себя сизифом, который вкатил таки блядский камень на гору, сломав себе всего четыре пальца и психику.
объяснить самому лейбовицу, что я здесь делаю, будет наверняка проще. назовите мой оптимизм нездоровым, но, во всяком случае, мы говорим приблизительно на одном языке. минус слово 'пидор', конечно, и еще пара десятков метких афоризмов мальчиков из неблагополучных кварталов.
мы слишком много раз трахались для того, чтобы меня это задевало.
если это можно так назвать.
плевать, конечно, как там кто это называет.
привыкнуть к афоризмам оказывается проще, чем, скажем, к периодическому отключению горячей воды. к тому, что в подъезде воняет ссаниной. к тому, что в ванной нет не только душевой кабины, но даже шторки. я отдраиваю закопченную плиту на кухне половину дня, но чище она, кажется, не становится.
сложнее всего смириться с полным отсутствием денег, конечно.
и с тем, что чертов диван настолько продавленный, короткий и узкий, что спать на нем было бы комфортно, наверное, только карлику, маленькому ребенку или извращенцу.
можешь пиздовать на пол.
я прикусываю язык и терплю. на пол мне вовсе не хочется. он торжествующе хмыкает, отворачиваясь. один-ноль не в мою пользу.
за стеной вечный грохот, кто-то кричит, кто-то кидает вещи, кто-то рыдает, кто-то трахается. нескончаемая санта-барбара на фоне. шумоизоляция - достижение прогресса, пока еще сюда не дошедшее. весь этот дом - другая страна, другой мир, отсюда до моего прежнего - миллионы световых лет. не такая уж чудовищная при ближайшем рассмотрении соседка-мексиканка отчего-то питает к нам обоим нездоровую любовь, постоянно пытаясь подкормить несомненно чудовищной жирной едой собственного приготовления.
здесь должна быть какая-то история о двух ее сыновьях, которые торговали кокаином, а потом их застрелили прямо на углу улицы, но они были хорошими людьми и она их очень любила, да?
ага.
и я вовсе не уверен, что это шутка.
где-то оглушительно хлопает дверь, разрывая ткань сна, я мычу, борясь со столь бесцеремонно выдернувшими меня  из дремоты силами. безуспешно, неохотно. может, показалось. не первый раз. наверняка там никто не сдох на самом деле, но даже если и да - мне, конечно, плевать.
мне требуется секунд сорок, чтобы понять, что 'там' - на самом деле 'здесь', чуть меньше - чтобы придумать умеющих быть чертовски убедительными ублюдков, которым лейбовиц успел задолжать пару десятков тысяч долларов, представить, что именно они будут делать, чтобы эти деньги из него выбить. со мной, вероятно - какая неслыханная удача. мне всегда лучше всего удавались истории с плохим концом.
сегодня наверняка кто-нибудь сдохнет.
сегодня это наверняка буду я.
невозмутимо и нагло плюхающаяся на диван девка, впрочем, на головореза не слишком смахивает - равно как и на человека, который здесь в первый раз. джер, в первую секунду подобравшийся, как гигантская кошка, готовящаяся к прыжку, ощутимо расслабляется. взбешен - да, но не напуган и даже, кажется, не слишком удивлен.
не то чтобы я умел как-то охуенно читать его мысли, конечно.
да и чьи бы то ни было.
но простыню я на всякий случай натягиваю. дефилировать перед ней в поисках штанов не слишком хочется, изображать сраного давида микеланджело, вольготно раскинувшись на постели - тоже. у нас явно не тот уровень отношений.
у нас, собственно, никакого уровня отношений.
что за хрень? это незаконное проникновение на частную, правая бровь джера выгибается как-то настолько недвусмысленно, что я послушно осекаюсь. блеф о том, что я вызову полицию, здесь не прокатывал с самого начала, не стоит и начинать.
даже если речь идет о какой-то изрядно потрепанной жизнью бляди, вломившейся посреди ночи в чужую квартиру - и отнюдь не выглядящей заблудившейся, потерянной или смущенной чем бы то ни было. я бы даже сказал, из нас троих она - единственный участник процесса, наслаждающийся происходящим.
звучит, как описание сюжета мжм порно, выглядит - разве что как пародия на него, почти непристойная в своей абсурдности.
кто это вообще?
я не то чтобы рассчитывал, что у него не может быть в анамнезе каких-нибудь отбитых на всю голову бывших с психическими расстройствами, скорее напротив - почти уверен был, что какое-нибудь подобное дерьмо обязательно всплывет.
но не посреди ночи же.

+8

4

хочешь трахнуться, пидор? - бросаю ему в лицо облокачиваясь на дверной косяк и усмехаясь. все те же обтягивающие задницу идеально выглаженные брючки, гейская рубашка, расстегнутая на груди. бляяяя.
в прошлый раз мы остервенело вылизывали рот друг друга, прижимаясь к грязным, изъеденным плесенью, стенам, и на ходу расстегивая штаны. дрочка бывает охуенной, когда ты не делаешь это сам. а взаимная дрочка еще более охуенна, если ты спускаешь в канализацию все свои пизданутые принципы и просто наслаждаешься. я охуеть как изголодался по его вниманию и мягким, припухшим губам. впиваюсь в них жадно, грубо, собственнически. он стонет. не то от возмущения, не то от возбуждения, и снова запускает руку в мои штаны.
бляяя, снова повторяю я, практически встаскивая его в свою нищенскую квартиру. блядская рубашка, - шепчу, до последнего сражаясь с ебучими пуговицами. покусывая нежную кожу на шее. блядская рубашка, - повторяю вновь  и начинаю ненавидеть его за любовь к ним , но, сука, как же они ему идут. пиздецки просто. он стягивает с меня футболку всего за пару секунд, затем стаскивает ненавистную мне рубашку и самодовольно ухмыляется. ненавижу его за это ещё больше. переворачиваю лицом к стене, сминая мягкие, светлые, слегка влажные волосы в ладони. жадно вылизывая открывшиеся участки тела. он трется о меня своей задницей, словно изголодавшаяся сука, у которой в отсутствии кобеля слегка крыша поехала. усмехаюсь, спуская вниз пиздец как мешающие брюки. он улыбается. я не вижу этого, но понимаю. он слишком долго этого ждал. мы ждали. целый месяц. и этот месяц казался нам обоим охуенно мучительным. теперь он здесь. и мои ладони хаотично блуждают по его телу, заостряя внимания на некоторых местах которым особенно требуется их присутствие. я вылизываю его шею, изредка впиваясь в неё зубами, уши, плечи. касаюсь плоского живота. он что-то шепчет, почти хрипит. по его спине стекают соленые капельки пота. и это пиздецки возбуждает. как и крупная дрожь, пронизывающая все его тело, когда я укладываю его на диван, навалившись сверху. оказывается, для того, чтобы классно ебаться, закидываться молли вовсе не обязательно. и это охуенно приятно, знаете.

он стоит на пороге моей квартиры, как-то с неохотой бросает «привет» и опускает голову. насравший мимо лотка котёнок и то выглядит менее виноватым. понурый, крепко держит огромный чемодан стоящий рядом. как он вообще блять его сюда затащил, остаётся загадкой. хотя оставлять его внизу было бы пиздец какой тупостью. и он и я это понимаем. спиздят. я не прошу у него объяснений. молча пропуская в квартиру и ухожу на кухню. он закатывает чемодан внутрь, видимо хочет что-то сказать. я бросаю в лицо короткое «завали» и открываю банку пива. следующие две недели я слушаю, как хуево ему живётся в моей квартире. как больно в жопу впиваются пружины в моем диване, какие убогие шторы висят на моем окне, как громко кричат, стучат и ебутся мои соседи.
может быть, мы тоже поебемся? - возмущенно произношу я, заведомо зная ответ. нет, блядь, не поебемся. пока он не вылижет нахуй все плинтуса, не расставит все свои ебические банки и склянки, не обзаведется деньгами и не свалит обратно в свою охуенно чистую и удобную квартиру. не нравится диван - спи на полу, не нравится штора - завесь окно одеялом и спи, блядь, без него. не нравится плита, не жри, не нравится квартира - уебывай нахуй. все просто. в этой жизни все пиздецки просто. у каждого человека есть своё место. мое здесь, и поэтому я здесь. твое теперь тоже здесь, потому что из твоего тебя блять вышвырнули. смирись, закрой рот и улыбайся хотя бы иногда. улыбка украшает. иногда я злюсь. я пиздецкак на него злюсь, пытаясь оттащить от натирания плиты, которая и без этого уже блестит, полов в прихожей, стен в ванной комнате, окон. проходит пару недель, и я успокаиваюсь. он, кажется, тоже. наконец-то, блять, потому что это уже какое-то ебаное сумасшествие.

как правило, среди ночи в мою квартиру ломятся или очередные обдолбыши или полицаи. и если обдолбышей ты всегда можешь послать нахуй, и они свалят, предварительно наложив говна тебе под дверь, то с полицией так не работает. как и с семьей. когда у тебя пизданутые на всю голову родственники, ожидать от них адекватности нихуя не стоит. и правда, зачем блять звонить, когда можно попробовать вынести дверь, предварительно разбудив весь дом. стопроцентно мексикосы снизу уже подхватили пушки и готовы въебать пару пуль в ее огромную жопу. остаётся только немного подождать.
пидор подскакивает на диване, словно все это время она таранила не дверь, а его задний проход, и наконец-то прорвала оборону. он пытается что-то сказать о том, что вызовет полицию, но быстро замолкает. какая нахуй полиция. не в нашем случае, бля. злобно смотрит на меня, явно намекая на то, что ещё одну подобную ночь в этой квартире он не перенесет и закатывает глаза. стопроцентно думает о том, что это за шмара, и как давно я ее ебал. ну что же.
она самодовольно усаживается рядом, как будто не в квартиру брата ввалилась, а дом миллиардера обчистила. и для знакомства с ним ей даже не пришлось учиться сосать. хотя зачем учиться. этот талант передался ей от матери. одна за бутылку сосет, другая за выгодные отношения.
да ну ты охуела, микки. - приподнимаюсь на локтях, пристально смотря на сестру. какого хуя ее сюда принесло, блять. неспроста. пиздец как неспроста. кейси напугано смотрит то на меня, то на неё, и, кажется нихера не понимает, но выдыхает. по крайней мере, теперь он уверен, что никто не будет держать его на цепи в темном подвале и, ломать кости, выбивая деньги.
ты что, еб твою мать, сбежала? кто-то драгоценности коллекционирует, кто-то марки, кто-то  машины, а мы статьи и ходки. отличное занятие, правда? в отличие от меня, у этой ебанутой было две. и те по мелочи. женское обаяние, классные сиськи, отсутствие моральных принципов и вот вместо пяти лет строгача, тебя ждёт год. не осуждаю. сиськи там и правда что надо.
проваливай нахуй, мне не нужны проблемы. а там где ты всегда твои ебанутые дружки и проблемы. охуеть сколько проблем. я реально не собирался ничем помогать, ничего решать. я блять спать собирался, но как-то не срослось.

+9

5

даже в самых по-кафкиански нереалистичных снах мне не представлялось, что я могу оказаться в подобном районе, в подобном доме, в квартире вроде этой. и даже вроде как обустроиться здесь, превратить ее в какое-то подобие нормального жилища, а не стоянки первобытного человека. всего-то нужно было отчистить все поверхности от словно бы вековой грязи и распахнуть окна, чтобы разогнать спертый, загустевший от табачного дыма, как йогурт, воздух. как можно было так засрать квартиру, в которой тебя не было два года, спрашиваю я, не особенно рассчитывая на ответ. в конце концов, не было его здесь в некотором роде по моей вине, так что выебываться лишний раз было бы, наверное, не слишком этично. во-первых. чревато рядом неприятных последствий, во-вторых.
вероятность оказаться в подобной компании (особенно – не случайно, по доброй воле и надолго) была еще ниже, настолько мала, что ей можно было пренебречь, так что особенных поводов закапываться в биографию джеремайи лейбовица у меня не было. вполне хватало краткой характеристики, озвученной на суде – сколько-то там стычек с полицией, сколько-то лет, проведенных в исправительных учреждениях, нечто, обтекаемо названное дисфункциональной семьей. вникать в детали тогда не было никакого смысла, а все прочее было вполне убедительно написано у него на лице. более подходящей иллюстрации к статье про маргинальные слои общества не сыскать – смотрит, как будто готов тебе въебать, и если ты не закроешь рот, то он наверняка и в самом деле въебет.
в какой-то момент мы перестали пиздиться и начали трахаться с каким-то животным остервенением – и смысла выяснять что-то стало еще меньше. для хорошего секса высшего образования не требуется, а я нихуя не английский принц и не разводчик котов элитных пород, чтобы чье-нибудь отсутствие родословной задевало в моей душе какие бы то ни было струны.
оно и не задевало, а джер не то чтобы рвался рассказывать мне драматичные истории из детства, отрочества, юности, и все шло вполне отлично, мы могли бы в перспективе пожениться, завести уродливую собаку, усыновить троих детей, даже дожить до не очень глубокой старости – до сегодняшней ночи, когда мы просыпаемся, блять, от того, что какая-то невменяемая сука ломится в квартиру.
вламывается.
сидит на диване с ногами, ухмыляется, салютует мне банкой пива в ответ на мою тираду. лучше меня понимает, что ни о какой полиции здесь речи не идет. русые волосы висят неопрятной гривой, в носу поблескивает идиотское кольцо – поздновато для подросткового бунтарства, девочка, не находишь? свитер, брошенный на пол возле дивана, похож на дерьмо, и вся она похожа на дерьмо. микки. и они смотрят друг на друга с таким трогательным щенячьим узнаванием в глазах, что я начинаю закипать. если они прямо сейчас начнут лизаться, я, пожалуй, ничуть не удивлюсь.
возможно, предложат присоединиться.
возможно, нет.
а отвечать на мои вопросы здесь, конечно, никто не собирается – зачем?
джер выглядит пиздецки расслабленным (на первый взгляд, во всяком случае) – и, что удивляет больше всего, нимало не смущенным. любому другому за подобные выпады он бы, наверное, уже голову разбил о стену – любому, включая меня. я каждый третий день слышу, что он, в отличие от меня, совершенно, несомненно, безукоризненно гетеросексуален. жена цезаря, дева мария, сам иисус.  да мне плевать, веришь-нет? в другой ситуации я бы, возможно, поспорил на этот счет, но прямо сейчас его рука лежит на ширинке моих джинсов и на осмысленные аргументы я самую малость не способен.
а она уже дважды прошлась по его самому святому, не снимая ботинок – и он все еще ей не въебал. не подскочил с места, не мечется по комнате, пытаясь одновременно натянуть джинсы и придумать убедительное оправдание тому, почему его застукали в постели со мной. лежит, слегка приподнявшись на локтях, и разглядывает ее, не моргая. а она – его.
мне не нужны проблемы.
золотые слова, прекрасное правило, еще бы ты сам ему когда-нибудь следовал.
мне никто не хочет ничего объяснить? я взрываюсь первым. забиваю на приличия, чувство неловкости, гордость, не позволяющую сверкать голой задницей перед неизвестной шалавой. справедливости ради – она не выглядит так, как будто ее можно этим шокировать. как будто ее можно шокировать хоть чем-нибудь. натягиваю шорты, брошенные на служащий подобием шкафа стул. скрещиваю руки на груди. мы выглядим, как картинка, иллюстрирующая три стадии какого-нибудь неизлечимого заболевания – я стою, опершись плечом о стену, она сидит по-турецки, всем своим видом выражая, что ей совершеннно, абсолютно, несомненно похуй на все, что я могу сказать и сделать. в самом низу – лейбовиц, внешне вроде бы спокойный, но вполне готовый взять кого-нибудь за загривок, как котенка, и швырнуть вниз с лестницы, если будет нужно.
золотое сечение, блять.

+7

6

в каждой образцовой семье есть своя священная реликвия: бабушкино кольцо, дедушкина медаль, серебряные ложки, большое наследство. столовых приборов и украшений в семействе лейбовицей никогда не было, совести, как и денег, впрочем, тоже. а наследовать ходки и венеричку мало кому хочется, знаете.
достигнув десятилетнего возраста, я поняла, что и у нас священная реликвия тоже есть. это члены, которые входят в мою мать, словно поезда в тоннели. вереница, блять, поездов. все с громким пыхтением и на маленьком стёртом диване прямо в зале. нахуй идти в комнату, когда можно ебаться там, где и другим видно? похуй, что тем, кому видно и пятнадцати нет. половое воспитание в полной мере. охуеть какой наглядный пример, как делать нельзя ни при каких обстоятельствах. короче, не было ничего, к чему она относилась бы лучше, чем ее очередной любовник и бутылка водки, которую он принёс с собой. а если не одну принёс, то вообще супер. давайте молиться на священный хуй все вместе!
женщина, которая меня родила, никогда не была избирательна. он слова совсем. возможно, на нее уже не скупался никто более или менее симпатичный, и именно поэтому большинство из ее мужиков были настолько омерзительны. отёкшие, пропитые лица, ужасная вонь изо рта, про остальные части тела и говорить не стоит. желудок предательски сжимается до сих пор. по правде говоря, некоторые из них казались не такими уж отвратительными, но именно они никогда не задерживались в нашем доме дольше, чем на пару ночей. и я их охуеть как понимаю, давайте будем честны. трахаться на скрипучем от старости диване - это ок, жить в клоповнике с бабой, чьи руки без бутылки трясутся так, словно у неё деменция - не ок. даже если она и очень красивая. была когда-то.
алкоголь разрушает жизни. об этом кричат с каждого рекламного щита, но кого и когда это вообще волновало, правда? всем насрать. сотни моделей скотского существования мелькают перед глазами, но нахуя примерять на себя подобный паттерн, ведь с тобой никогда ничего подобного не произойдёт. ага, как же. вливать в себя огненное пойло - запросто. закидываться колёсами - следующий шаг. тереться о престарелых обмудков за деньги - дно, дыры которого залатать тупо нереально. спасибо, мам. наследственность супер.

если ты с силой не сжимаешь чей-то член в своей пизде, то скоро этот член перестанет быть в тебе. примерно так же и с пивом происходит. в большой семье клювом не щелкают. кто успел, тот и выпил, и похуй, что банка последняя и вроде как не твоя. главное взять вовремя. закидываю ноги, усаживаюсь поудобнее (насколько это вообще возможно, учитывая старый и продавленный этими двумя тушами, диван), салютую симпатичному мальчику, который в ту же секунду подрывается за своей одеждой и усмехаюсь. нахера ему джинсы, я не знаю. с такой задницей и голому ходить не преступление. кажется, произношу это вслух.
думать, что мой брат, отсидев два года в тюрьме, перестал быть лысый мудилой и организует мне пышный приём - хреновая мысль. он нихуя не изменился. ну, если не считать того, что пидором стал. теперь ебет не сисястых блондинок, а смазливых блондинов, что, в принципе, тоже неплохо. блондины и мне нравится.
а я ведь говорила, мыло не роняй, жопой ни к кому не поворачивайся. - одобрительно похлопываю по плечу, ухмыляюсь. не мне же одной дедов ебать. теперь на пару работать будем.
новоиспеченный пидорас презрительно морщится, собираясь обрушить на меня новую волну отборной брани. интересно, а сосет он так же, как мысли излагает или все же мальчику повезло? видит бог, нихуя не повезло. делить постель с моим братом - хуевая затея. хуеевее ее - делить ее со мной, но кажется кто-то вытащил сектор приз, и пока об этом не знает. сюрприз! смачно щипаю этого слащавого пидора за аппетитный зад и поворачиваюсь к лысому. симпатичные парни - это, конечно, охуенно, но покойник никуда, блять, не денется. а жаль!
у меня нет проблем, - произношу, заливая в себя остатки дешёвого, похоже на мочу осла, пиваса, и морщусь. сминаю банку. ее скрежет ездит по ушам, словно электропила по арматуре, которую джер выпиливал лет двенадцать назад, чтобы отмудохать уебка, который вместо того, чтобы засадить матери, решил засадить мне. от воспоминаний об этом, я испытываю какое-то садисткое удовольствие, ведь когда чьи-то мозги растекаются по белоснежным стенам - это красиво. охуенно красиво.
всего лишь труп, - эта фраза звучит так буднично, словно я говорю не о скопытившемся деде, чья жопа не выдержала очередного массажа простаты огромным дилдаком, а сердечко физической нагрузки, а о цистерне алкашки, которую я им под окна сегодня вечером пригнала. ты бы пиздец как обрадовался, если бы я сказала, что он принадлежит нашей мамке, но ни-ху-я. эта сука жива и здорова, и переживет ещё нас всех. единственный человек, которого он ненавидит - именно она. даже нелюбовь ко мне вовсе не нелюбовь, а хуевое проявление ее наличия. он заботился обо мне в детстве, насколько мог, в то время, как мать пробухивала остатки денег, чести, человеческого достоинства. и заботится обо мне сейчас, потому что несмотря на то, что мне двадцать пять, я все равно сижу на его шее, ножками покачивая.

+9

7

трижды. она трижды назвала его пидором - в глаза, даже бровью не поведя при этом. сидит с лицом невозмутимым и язвительным, как воплощенная справедливость, пришедшая по наши грешные задницы, уверенная в том, что ее ничто не способно остановить, и ритмично постукивает ногтем по алюминиевому боку банки хайнекена, которую она, подсказывает мне чутье, не с собой принесла. но удивляет меня вовсе не ее спокойствие, может, она тупая (наверняка) или просто бесстрашная – а тот факт, что джер все еще не выкинул ее отсюда к чертовой матери. даже с места не сдвинулся. тучи, конечно, понемногу сгущаются, если судить по тому, как темнеют его глаза, но ей, кажется, в самом деле абсолютно похуй. она или не замечает сигналов, или ими пренебрегает с самоубийственной бравадой. или у нее есть какие-то основания предполагать, что ей простится.
первые два дня я передвигаюсь по квартире едва ли не на ощупь. дело не в том, что в этой клетушке в самом деле можно заблудиться – или натолкнуться на что-нибудь неизведанное и неприятное, хотя кто знает, джер полон сюрпризов, просто слишком уж чужеродным и почти враждебным кажется все вокруг. я промахиваюсь мимо подушки и больно бьюсь головой о подлокотник дивана.  хлипкий карниз, удерживающий выцветшую занавеску, скрипит и опасно кренится, когда я пытаюсь впустить в комнату немного света. древний линолеум бугрится у входа на кухню, угрожая мне переломами ног. джер лавирует между всеми этими ловушками с завидной легкостью, я – чужак, для которого они и были расставлены, я попадаюсь.
эта микки, кем бы она ни была, не попадается. она здесь в своей стихии – гораздо больше, чем я. и это злит, нервирует и заставляет хотеть вцепиться ей в горло, потому что нет ничего хуже, чем ощущать себя лишним на чужой вечеринке.
особенно если речь идет о человеке, с которым ты вроде как,
и как ты это назовешь?
я назову это «завали ебало, дарлинг».
я мог бы предвидеть – словесный запас у джера ни к черту. но, во всяком случае, он начал обращаться ко мне по имени хотя бы иногда. не может не радовать.
я выбираюсь из постели не слишком, видимо, расторопно, потому что девка успевает по-хозяйски ущипнуть меня за задницу – и нагло ухмыляется мне в лицо, когда я смотрю на нее. если бы взгляды могли убивать, ее труп уже лежал бы на полу, неловко вывернув правую руку, но, увы, так работает только в кино. в реальности ей похуй. в реальности она в буквальном смысле раздевает меня глазами, что, учитывая количество одежды на мне, в общем-то, не так уж сложно.
иди нахер, говорю я ей одними губами. мысленно показываю средний палец. надеюсь, она ловит мои телепатические сигналы.
ее поведение никак не ложится в мою относительно удачную концепцию уебищной бывшей бляди джера, которой он что-то задолжал в перерывах между приключениями. звучит, как сюжет из пиратов карибского моря, но невозможным отнюдь не кажется, учитывая неисчерпаемый его потенциал к заведению хуевых знакомств. вот только я скорее в бога поверю, чем в то, что я могу быть во вкусе девиц, которые трахаются с ребятами вроде джера.
надо обладать нихуевым диапазоном пристрастий для такого. на грани с каким-нибудь неприятным расстройством личности.
я бешусь, я сжимаю кулаки, я жду хоть каких-то объяснений тому, что за пиздец происходит, но с объяснениями они, кажется, не торопятся, только без особого азарта перекидываются оскорблениями, напрочь игнорируя мое существование. я хлопаю дверью как можно громче, выходя из комнаты – она, подчиняясь блядским законам ненависти ко мне, которой пропитано все в этой квартире, со скрипом открывается обратно. похуй. пусть дальше поливают друг друга дерьмом, читают шекспира по ролям, делают уродливых детей – без моего участия, спасибо. вытаскиваю из брошенной на кухонный стол пачки сигарету. голоса сквозь неплотно прикрытую дверь доносятся монотонным, вязким шумом, настойчиво липнущим к барабанным перепонкам, я вслушиваюсь против воли.
из словесной бессмыслицы выхватываются «труп» и «наша мамка» - и я влетаю в комнату обратно, забыв про оставшуюся незажженной сигарету в руке.
так ты его сестра, блять.
подслушивать чужие разговоры нехорошо, конечно, но имею же и я право на свои слабости.
никакого фамильного сходства между ними нет и в помине, конечно, и если где-то в мире есть мужчина, который считает этих двоих своими родными детьми, то он должен быть до нелепого наивным. у джера лицо человека, который буквально вчера переходил вброд красное море, имя тоже соответствует, девчонка же ни на какую рахиль, руфь и иже с ними не тянет. о деве марии и говорить не приходится. обычная провинциальная старшеклассница, у которой вдруг резко выросла грудь - выросла и послужила причиной нравственного падения на социальное дно. старшеклассницей она была лет десять назад, дно было глубоким, что сказать. грудь, справедливости ради, весьма неплоха.
не то чтобы меня можно было подобным впечатлить, но под тонкой футболкой она весьма бросается в глаза.
я почти открываю рот, чтобы сказать какую-нибудь не слишком едкую банальность о том, что ночь - хуевое время для визитов к родственникам, особенно если ты при этом буквально вламываешься в их квартиру, но сознание любезно напоминает, что помимо матери в разговоре фигурировал ещё и какой-то труп.
в смысле - труп?
два с половиной года назад в тюрьму мне вовсе не хотелось – и смена обстановки, назовем все произошедшее так, ничего в этом отношении не изменила.
я все еще не хочу в тюрьму.

+8

8

ебанутые родственники - отдельный класс людей. у каждого они есть, но не каждому они настоебывают. не каждому выносят дверь среди ночи и далеко не к каждому подкатывают свои ментальные яйца.
эта ебанутая сказала правду.
я порадовался бы, если бы мать сдохла. я бы станцевал на ее костях и дал бы пососать хуй ее любовникам, каждому из любовников (в душе надеюсь, что все они тоже передохли, а не обкончали уебищный диван и не менее уебищный труп, не заметя, что баба вроде как отошла в мир загробный) но, увы, в этот раз какое-то другое хуйло сдохло, и я почему-то не удивлён. алкоголь, наркота, беспорядочные связи. блять, микки, что будет дальше? ах, да, трупы. теперь я понимаю, что отвечая на мой вопрос в прошлый раз, когда я вытаскивал ее толстую жопу из очередного дерьма, она нихуя не шутила. она вообще, блять, судя по всему, шутить не умеет. сказала - сделала, жизненный девиз, который нихуя не распространяемся курево шмали и сомнительных мужиков, которые ее вроде как не ебут, но все время рядом вертятся.
я приподнимаюсь на локтях, проклиная тот день, когда она вообще появилась в моей ебучей жизни. блядский орущий свёрток, который перерос в блядски орущую бабу с немытой башкой и сиськами охуеть какого размера. такие таланты бы, блять, в нужное русло, а не вот в это вот дерьмо, которое по хуй пойми какой причине свалилось на мои охуеть какие сильные плечи. мало мне нищего пидораса, который сидит на моей шее и даже не даёт, потому что пружины дивана в жопу впиваются, в душе слишком скользко, а квартира слишком тесная, так ещё и она!
вот общественный сортир тебе нихуя не мешал заглатывать, грязный гостиничный номер ебливой сукой быть тоже не мешал, а отсутствие денег - да. я заебался дрочить, и это единственный спонсор моего хуевого настроения. даже микки свалившаяся из ниоткуда и лапающая моего пиздюка за аппетитную задницу, была меньшей из зол. хотя это, признаюсь честно, никогда для нас двоих не было проблемой. кто-то ни капли горючки мимо рта не пропускает, кто-то ни члена, а мы делимся шлюхами и, как показывает практика, валим людей. охуенные развлечения. всем бы так!
тебе не светит, сука, - бросаю вслед удаляющемуся кейси и перевожу взгляд на сестру. мне, блять, тоже нихуя не светит, будем откровенны. потому что вместо режима беспорядочно трахающегося пидораса, включился режим невинной монахини, которая при слове член орёт, как резанная свинья и за километр отпрыгивает. где эта ебучая кнопка переключения режимов? если в скором времени я ее не найду, на ещё один труп в наших ебучих жизнях будет больше.
какого хера, микки? -  повторяю я, будто жду какого-то вразумительного ответа. нихуя не жду. потому что для вразумительного ответа нужен разум, а его там нет нихуя. да и откуда бы ему там взяться? хуевые гены, хуевое образование, хуевые люди вокруг. должно быть, единственное, что не хуево, члены, которые она засовывает в рот. не себе, естественно. /если вам в жизни не хватало психического насилия, унижения, хорошей ебли в жопу, могу подогнать телефон/. с этим она давно завязала. ну как давно, с тех пор, когда копы перестали ее отпускать. сначала было достаточно показать сиськи, потом отсосать, потрахаться, теперь же нихуя не помогает. девочка вышла в тираж, в жопу не даёт, а все ее таланты громко воют из под гробовой доски и даже не пытаются вырваться.
блондинчик бесится, носится по кухне, кажется роняет стул. надеюсь себе на ногу. и посильнее. этот пидорас заслужил. улыбаюсь. тяжёлые вздохи, бесконечно долгие попытки прикурить ебучую сигарету. это даже смешно. и я смеюсь. выходит немного нервно.
не кури, дарлинг, это не твое, - кричу ему в кухню, усаживаясь рядом с сестрой. вот член в твоём рту - да. кстати, отсосать не хочешь? я вроде как соскучился по твоим губам. на своем члене.
она не сильно изменилась. визуально по крайней мере точно. все те же хуево набитые татухи, кольцо в носу, отчетливо напоминающее школьные бунтарские годы, немытые волосы, охуеть какие огромные глаза. сисек, впрочем, это тоже касается. джинсы, неприлично обтягивающие ее жопу, чёрная футболка, такая же куртка, валяющаяся на полу. высокие ботинки, удобно устроившиеся на половине моего вроде как бойфренда.
кто на этот раз, микки? - я кладу руку ей на плечо и ухмыляюсь. если через минуту она сломает мне руку, это будет пиздец ожидаемо. нехера засовывать части тела в пасть к аллигатору.
разносчик пиццы? за то, что он не во все тридцать два зуба улыбнулся, при виде тебя? мужик в автобусе, который не только на ногу наступил, но и член о твою жопу вытер? телочка, что хуево лижет? бля, пожалуй, она могла бы всем все простить (она не сестра милосердия, если что, можете не пытаться), ну кроме телочки, потому что телочка - это личное. и эпичное. если вас никогда за пизду не кусали - вам не понять.
история, что она поведала мне, вообще нихуя не удивляла. я в принципе не уверен, что на этом свете есть люди, оставшиеся в живых после спаривания с ней. ебливая самка богомола.
дарлинг, доставай ножовку и одевайся в то говно, что не жалко выкинуть. кажется, нам придётся пилить труп. долго и изнурительно, чтобы нас в участке, а затем и в тюрьме не ебали так же долго и изнурительно. а, и чистящие свои захвати. много чистящих. кстати, у тебя кислоты нет? - я поднимаюсь с постели, натягивая джинсы и ухмыляюсь, словно не от покойника избавляться иду, а в групповуха участвовать. после такой работки, кстати, групповуха совсем не помешает.

+8

9

это же шутка, да, хочется переспросить мне, но джер вскакивает с кровати с бодростью куда большей, чем можно предположить в человеке, разбуженном среди ночи, и начинает одеваться. то есть, он и в самом деле куда-то собирается. и, насколько я могу судить, ради пешей прогулки под звездами со своей бывшей он бы жертвовать сном не стал. даже если это не его бывшая, а сестра, с явным наслаждением положившая ноги на мою половину дивана. ноги в грязных ботинках.
ладно, об этом как-нибудь в другой раз.
в смысле, блять, труп, повторяю я громче. с места не сдвинусь, пока не получу ответа на этот животрепещуший, простите за каламбур, вопрос. осекаюсь, сообразив, что теперь ее рассказ, возможно, приготовилась слушать половина дома. вряд ли кого-то тут можно удивить трупами, конечно, даже если эти трупы на твоей совести, даже если их надо расчленять, что еще там эти двое собираются с ним делать. надеюсь, не трахать. удивить – вряд ли, но сообщать всем, наверное, тоже не стоит. ответов на вопросы не будет. до свидания, кейси дарлинг.
я чертыхаюсь, натягивая джинсы. они смотрят на меня по-совиному неморгающими глазами, и я все жду, когда новоявленная сестрица наконец спросит издевательским тоном, всегда ли я настолько медленный. и тогда я с чистой совестью смогу ответить ей, что единственное говно здесь, которое не жалко выкинуть, это она сама, и баланс во вселенной будет восстановлен. но она ничего не говорит, только ставит на пол опустевшую, судя по звуку, банку и поднимается с дивана.
зажигаю, наконец, эту злосчастную сигарету, пока мы плетемся до остановки. почти демонстративно. это же не мое. джер хмыкает, засовывая руки поглубже в карманы. свежо. перепады температуры в этом городе почти как в ебаной пустыне, да и по всем прочим параметрам он значительно проигрывает лос-анджелесу. возможно, мне так кажется, потому что там не было и дня, когда я не был бы объебан, а здесь я трезв, зол и езжу на общественном транспорте.
впору начинать верить в карму.
эти двое выглядят удивительно спокойными, гораздо более спокойными, чем мне хотелось бы их видеть – для того, чтобы успокоиться самому. кажется, что это далеко не первый труп, который они утилизировали таким образом, и это, если честно, немного тревожит. может, они просто смотрели много детективов? едва ли. я в принципе почти смирился с тем, что джер – человек не в самых теплых отношениях с законом, я даже почти начал находить в этом своего рода шарм, но толкать наркоту богатеньким недоумкам – одно, а убивать людей – немного другое. самую малость.
с другой стороны, он же никого не убивал. и я.
жаль, у меня нет знакомого адвоката, которому я мог бы позвонить среди ночи и уточнить, сколько лет дают за то, что помогаешь сестре своего – кого? -  избавиться от трупа человека, которого она убила. смягчающее обстоятельство – никаких проблем с законом доселе.
наверное, дохуя.
мы тащимся так долго, что я успеваю подумать, что, кажется, уже тоже умер и попал в ад. теперь моя вечность – жесткое пластмассовое сидение под задницей и третий по счету ресторан от сюзи дарлинг, мимо которого мы проезжаем. с этой уродливой блондинкой с растопыренным в белозубой улыбке ртом на вывеске. мой отец дохуя плодовит в том, что касается бизнеса. по счастью, в постели его прыти хватило только на меня одного.
иногда я думаю над тем, чтобы сменить фамилию. смит, например. или джонс. прекрасные и неброские варианты, мой отец был бы счастлив, если бы я утратил даже номинальную с ним связь и перестал отбрасывать тень на его блистательную репутацию одним своим существованием. но пока что я все еще дарлинг – и потому смотрю на вывеску с плохо скрываемой ненавистью.
да и от кого мне ее скрывать?
от людей, с которыми мы едем избавляться от трупа?
я до последнего надеюсь, что это шутка.
мы вываливаемся из автобуса на какой-то богом забытой окраине города, которая выглядит, как уродливый близнец района, где живет джер. где живем мы с джером, что уж там. у меня, блять, дежа вю, мне почти смешно. микки молча поднимается на третий этаж, молча открывает дверь квартиры, мне хочется съязвить, что час назад она выглядела куда увереннее в своих силах, но тут я делаю шаг в комнату и понимаю, что все это, блять, не шутка.
передо мной реальный труп. или что-то очень на него похожее.
твою мать,
я отворачиваюсь, пытаясь сдержать рвотный позыв. блевануть прямо здесь было бы не самой лучшей идеей. я почти чувствую, как в спертом воздухе пахнет падалью. такого не может быть, конечно, для того, чтобы начать гнить, человеческому телу требуется чуть больше времени. наверное. я не знаю.
я не буду этого делать, окей? я на такое не подписывался.
что-то мне подсказывает, правда, что такие аргументы здесь не работают.
и никогда не работали.

+8

10

трупом больше, трупом меньше - жизненный принцип семьи лейбовиц, у которой по сути, блять, нет никаких принципов. звание самой ебанутой семейки досталось нам по праву, и тому пидору, что собственноручно вписался в нее, пиздец как повезло. жить веселее будет.
какого хера микки - говорит мой брат - долбоеб, а теперь ещё и пидорас на полшишечки, и усаживается рядом. спасибо, не дружку своему на лицо. к этому я пока не готова. в обычное время я не против. я даже охуеть как за, но сначала расчлененка похотливого деда, который откинулся подо мной, как титаник под айсбергом, а потом лизание горлышек бутылок, ртов, жоп и дальше по списку.
какого хера? повторяет он снова и пристально смотрит на меня. бля, то ли член на лбу найти пытается, то ли объебался просто. хотя одно другого нихуя не исключает. любовь к наркоте у нас от отца, к ебле - от матери. если наследовать нечего, то и такое говно кажется охуеть каким хорошим вариантом. видимо, людей мы мочим в память о деде, иными словами это дерьмо я объяснить не могу. на самом деле, это пиздецки грустная история, потому что это был мой любимый дед. нет, не наш ебанутый родственничек, а тот, которого я завалила. поговорить с ним можно было, поебаться, снова за жизнь перетереть. у нас была большая и крепкая любовь. у него - к дилдакам побольше, у меня - к его бабкам. идеальный союз. пару месяцев и свадьбу бы сыграли, но он, блять, так невовремя сдох. не то чтобы вовремя сдохнуть было возможно, конечно.
пока пидорас с классной задницей сидел на кухне, делая вид, что нихуя нас не слышит, я рассказывала своему ублюдку-брату про то, что произошло. впутывать людей в очередное говно - мое хобби. кто-то жрет много, кто-то дрочит, а я трупы подкидываю. в прямом и переносном, блять, смысле.
пиздец, надеюсь, что он сдох от сердечного приступа, а не от того, что лопнуло его очко, - произношу я, кидая пивную банку в сторону кухни, в выглядывающую светловолосую башку, на лице которой отчетливо отпечаталась гримаса ужаса. боишься? ха, все самое страшное впереди.
одевайся, принцесса, - бросаю я в лицо блондину и поднимаюсь с дивана, который скрипит так, будто секса на нем последние лет десять не было.
смазкой не только его жопу мазать надо, - смеюсь, поднимая куртку, валяющуюся в коридоре и накидывая ее на плечи. но и свою, пидорас. одобрительно похлопываю брата по плечу. любому другому человеку он бы уже нос сломал нахуй, но не мне. меня он вроде как любит, хоть и хуесосит время от времени. и диван не помешало бы. из него уже пружины лезут, блять. так и очко порвать можно. считаю это охуеть каким дельным советом, правда. помоги себе сам!
пидор еще некоторое время возмущался. пришлось пригрозить ему участью старика и он тут же заткнулся. действенный способ. а ведь это он ещё жмурика не видел даже. этой неженке стопроцентно не понравится. а жаль.

пакуй чемоданы, бери ножовку, блюй только в ведро - фраза, которую я повторяла этому сладкому пидорасу все время, что мы ехали. он успел выкурить десяток сигарет и может сдохнуть от рака лёгких, но мне откровенно плевать. главное не сегодня. и не над трупом. двойная работа? кому она нахуй нужна.
блюй только в ведро, говорю снова, кладя руку ему на плечо и с силой сжимая. понял? только в ведро! блюешь - забираешь с собой. ссышься от страха - садишься. нет, не на хуец моего брата, который тебе так нравится, и не на бутылку паленого вискаря, а на кулак … своего сокамерника. сдаётся мне, присаживаться на кулак охуеть как больно. и вряд ли эта принцесса способна вынесли такое вероломное проникновение.
последний рейс. практически пустой автобус. нет, блять, любителей получить по ебалу, в попытках покинуть один злачный район, чтобы посетить другой. ну, кроме нас, ебанутых, конечно же.
дорога казалась бесконечной. я дремала на плече джера, крепко сжимая его смазливого пидораса за руку, а то съебет ещё. впрочем, надо отдать ему должное. он сидел и не рыпался. или до конца не понял, что его ждёт, или оказаться на улице в столь поздний час в сотню раз страшнее. не знаю.
корпоративная квартира в самом хуевом районе города - отличный вариант. по крайней мере так считал мой дед, боящийся просрать свой бизнес из-за людского осуждения. богом забытый район. третий этаж. я поднимаюсь по лестнице, по-хозяйски приоткрывая дверь. то, что зловонный запах не бьет в нос с порога, говорит мне о том, что у нас все ещё есть все шансы избавиться от деда без особых проблем. главное немного поторопиться, потому что едва уловимый запах гниющей плоти все же есть.
я тоже на такое не подписывалась, принцесса, - произношу я, толкая пидора в спину, заставляя сделать пару шагов вглубь комнаты, - но делать нехуя. хочешь жить - умей вертеться не только на хую того лысого долбоеба, - указываю на джера, который уверенно, словно делает это не в первый раз, достает инструменты из спортивной сумки, вознамериваясь пилить, но и на моем. время от времени.
пидор долгое время смотрит на меня, стоически сдерживая рвотные позывы. неплохо держится, отмечаю про себя, и приобнимаю его, засовывая в руки ножовку.

+7

11

я повторю это еще раз – для тех, кто не понял с первого раза. я стою посреди квартиры, воплощающей собой все стереотипы о том, как должна выглядеть квартира, которую сдают с почасовой оплатой любителям маленьких извращенных радостей (хуево). по правую руку от меня – джер, с самым невозмутимым выражением на своем вообще не слишком-то щедром на эмоции лице вытаскивающий из спортивной сумки (которая выглядит так, как будто он перевозил в ней труп своей собаки из техаса в калифорнию, а возможно, не только выглядит, а возможно, не собаки) какие-то инструменты (и я даже понятия не имел, что в его квартире есть все это дерьмо. казалось бы, где можно спрятать груду металлических приблуд для шинкования трупов, если живешь в крысиной норе площадью двадцать квадратов вместе с туалетом и прихожей? а вот, оказывается, просто места знать надо). по левую руку от меня – его новоявленная сестрица, сиськи которой упираются мне в локоть. будем считать, что таким образом она следит, чтобы я не сбежал. я пытаюсь отстраниться, проявив деликатность, но она шипит, как гадюка, и сует мне в руки ножовку.
спасибо, блять, за ликбез, моя хорошая. без твоего чуткого руководства я бы, конечно, пропал.
может, попробуешь вытащить руку из моей задницы? а то после такого люди, кажется, не выживают, киваю в сторону тела, лежащего на кровати.
строго говоря, в мое описание окружающей обстановки стоило, конечно, добавить и его. обычный такой мало чем примечательный мужичок – не считая того, что мертвый. мог бы быть моим отцом, я бы в таком случае даже порадовался его безвременной кончине и с радостью выполнил бы свой сыновний долг, утилизировав его труп по частям. быстро и почти экологично. но, к несчастью, это не мой отец, а какой-то совершенно неизвестный мне бедолага, и при одном взгляде на него желудок как-то неприятно сжимается, намекая, что будет вовсе непрочь опорожниться.
при мысли о том, что к нему еще и подойти придется, дурно становится настолько, что я в самом деле начинаю продумывать пути к отступлению. останавливает только то, что, во-первых, идти мне некуда, а во-вторых, джер уже с блеском продемонстрировал свое умение находить меня где угодно, даже в другом городе – и мне вовсе не хочется проходить через это второй раз.
мне и первый-то не хотелось – там были не слишком приятные моменты.
оказаться схваченным копами с ножовкой в руке, в компании двух личностей сомнительной репутации и одного трупа мне тоже не слишком хочется. я отмираю и говорю,
занавеску принеси.
микки моргает своими огромными круглыми глазами, как сова. видимо, вся фамильная сообразительность ушла не в нее – и только умение влипать в какое-то криминальное дерьмо распределилось между обоими поровну. надеюсь, там нет еще десятка птенцов, выпавших из семейного гнезда лейбовицей, потому что в таком случае шансов на нормальную жизнь у меня точно не останется.
я вздыхаю. повторяю со всем имеющимся в запасе терпением. занавеску. из ванной. или хочешь утопить все в крови к чертовой матери?
вообще – вполне допускаю, что хочет. меня, например.
мы наверняка выясним отношения, когда уйдем отсюда, желательно, скинув остатки мертвого деда куда-нибудь подальше – с глаз долой из сердца вон, так сказать. или, может, даже и выяснять их не будем, а просто разойдемся полюбовно, и она больше никогда не появится в моей жизни.
хватит с меня одного лейбовица и хуевых историй из жизни, которых мне не рассказывают.
лучше бы и не рассказывали.
расчленять труп, сука, тяжело. мои познания в этом не шли дальше парочки фильмов про маньяков и мне, честно говоря, никогда не хотелось проверять справедливость этого утверждения эмпирическим путем, но вот я здесь – и этот мертвый хрен оказывается чертовски строптив post-mortem. может, дело в моей органической неспособности к любому ручному труду, не связанному с дрочкой – потому что у джера дела идут как-то бодрее, но для первого раза, наверное, и это неплохо.
для какого еще первого раза, блять?
первого и последнего раза.
я пытаюсь убрать лезущие в глаза волосы так, чтобы не перепачкать все лицо в чужой крови, но выходит предсказуемо хреново – и теперь этот сладковатый мерзкий запах бьет в нос еще отчетливее. еще немного – и в крови можно будет купаться. или трахаться – что-то подобное мне тоже попадалось на глаза в подборке фильмов для взрослых на каком-то сайте. не то чтобы меня возбуждали подобные вещи, правда.
меня вообще ничего, связанное с трупами, не возбуждает. сто процентов.
в том числе процесс их уничтожения.
а еще я органически не выношу грязь, беспорядок и все прочие смежные понятия - а беспорядка в следующие несколько часов будет только больше. когда все это закончится, я сам себя, вероятно, в хлорке утоплю - для верности.
девка сидит на кровати, глядя, как мы медленно, но верно, превращаем ее горе-любовника в груду мясных обрезков. сидит, смотрит. нихуя больше не делает.
ты не хочешь помочь, например? вроде твоих рук дело.
или не рук.
господи, блять, не хочу об этом знать.
нет, давай без подробностей, окей?

+4


Вы здесь » T O O X I C » эпизоды » don't babe me, asshole


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно