— lately i've been having crazy thoughts
кажется, мы проехали добрую часть америки за это лето, безжалостно полосуя ее вдоль и поперек шинами моего трейлера. но это только кажется. на самом деле, мы так и не выехали за пределы калифорнии, останавливаясь по несколько дней в разных местах, старательно пытаясь оторваться от невидимого хвоста как можно дальше. возможно, мы так и не выехали за пределы солнечного штата потому что слишком много времени проводили друг с другом, упиваясь счастливыми моментами словно дорогим шампанским на какой-нибудь крутой вечеринке в модном мегаполисе. однако ни шампанского, ни вечеринок, у нас не было. лив стучала пальцами по клавиатуре ноутбука рано с утра, расхаживая туда сюда по длинному телу трейлера, сочиняя предложения в голове. про что она писала на этот раз? уж точно не про то, как грамотно кататься по америке с мутным мальчиком-проблемой, читатели такого бы точно не поняли. нет, скорее всего это было что-то про отношения, прощение, любовь и тому подобное. что-то, что можно было бы легко разжевать любому, что-то, что не вызывало колющего чувства ужаса где-то в грудной клетке.
кстати об этом чувстве. оно преследовало меня постоянно. в самом начале нашей истории с лив, я даже и забыл про то, что что-то было не так — со мной, с миром вокруг меня, с людьми, которыми я решил окружить себя до встречи с девушкой, — я будто бы потерялся в своих чувствах к ней, даже и не подозревая, что мое настоящее «я» обязательно вылезет наружу. точнее, что в итоге я просто не смогу его сдерживать.
первым звонком были мои деньги, которые стремительно заканчивались. с момента нашей встречи с лив в окленде, я прекратил работать, как-то негласно понимая, что девушка не затащится от наркотиков на нашем кухонном столе. с того же момента, я также стал заложником вечного желания урвать наркотики хотя бы где-то. я видел их везде — в расширенных зрачках группки подростков толпящихся у темной парковки посреди ночи, в клубах дыма из окна проезжающего мимо автомобиля, в словах музыки по радио. я начал курить, как черт, добавляя масла в огонь тем, что постоянно пил, и в итоге лив приходилось водить трейлер чаще, чем мне. однако с тем, что мои сбереженные деньги заканчивались, медленно заканчивались и мои последние излишества. и, казалось бы, все медленно катилось в одну большую бездну. я буквально чувствовал свою истерику на языке — терпко-металлический вкус сожаления и ошибок. я уже предвкушал тот момент, когда мне придется поставить лив перед фактом того, что да, я такой вот уебан, что не могу жить по-другому, как одним осенним утром на навигаторе моего телефона в шести часов езды замаячил населенный пункт под названием бейкерсфилд.

— and you know i'm tryna change, but it's very hard

бейкерсфилд был убогим городом между сан хосе и лос анджелесом. он походил на уродливого брата-близнеца окленда, только еще более грустного и индустриального. я жил здесь пару месяцев после своего печально-известного визита в лос анджелес, который закончился содействием в убийстве и годами паранойи. однако бейкерсфилд, несмотря на всю свою никчемность и замшелость, все-таки принял меня с распростертыми руками. здесь я нашел пару знакомых, пару клиентов, и спокойно жил до того момента, как не решил двигаться дальше в своих попытках найти себя хотя бы где-нибудь.
— лив? говорю я девушке, которая сидела на с ногами на кровати, снова печатая что-то в ноутбуке. я знал это по клацающему звуку ее клавиш, даже не отрывая взгляда от дороги и навигатора открытого на телефоне. — как насчет того, чтобы остаться сегодня в мотеле для разнообразия? она безразлично хмыкает, полностью погруженная в свои дела, я воспринимаю это, как жизнеутверждающее «да» и сворачиваю на ответвление дороги с указателем на юг. пальцы сами хаотично бьют по рулю, предвкушая перспективы, которые теперь открывались передо мной.
спустя два часа, я паркуюсь на заправке для того, чтобы купить провизии на остаток путешествия. лив, каждый раз расстроенная моим отсутствием здравого смысла при выборе еды, теперь занималась этим сама. я смотрю, как ее аккуратная фигурка исчезает в продуктовом магазине с водительского сиденья, сразу же доставая телефон из кармана джинс. нахожу нужный номер, набираю. на том конце сначала идут долгие гудки, потом кто-то откашливается и говорит «алло». я узнаю голос практически сразу же — видимо следствие прокручивания его в голове последние пару часов дороги — ему же требуется пару секунд, чтобы вспомнить меня. дальше следует легкий политес, настолько насколько два старых наркомана могли себе его позволить, и в итоге обсуждение планов на вечер. я внимательно записываю нужный адрес на клочке какой-то обертки лежащей на панели передач, комкаю его и сую в карман. прощаюсь с знакомым, радуясь тому, что увижу его совсем скоро, и даю отбой. лив выходит из магазина, счастливо размахивая мне каким-то овощем похожим на брокколи, я же театрально закатываю глаза и делаю грустное лицо. она улыбается, но вернуть улыбку в ответ у меня почему-то не получается. внутри снова растекается это ужасное чувство того, что все хорошее катится к черту быстро и бесповоротно.

мотель в бейкерсфилде был предсказуемо уродлив. желтые стены, которые когда-то скорее всего были белыми, пыльные простыни и прокуренные занавески. однако за месяцы скитаний двухместная кровать была чем-то вроде подарка свыше. под этим предлогом мне удалось уговорить девушку провести здесь пару дней. в первую ночь лив заснула у меня в руках под звуки какого-то глупого шоу талантов, которое мы смотрели по телевизору. я дождался момента, когда ее дыхание стало более глубоким и аккуратно вытащил руку из под ее головы. на цыпочках пробравшись к входной двери и хватая с крючка свою толстовку, я вышел за дверь, прекрасно понимая, что совершал одну из самых хуевых ошибок в своей жизни. понимал, но делал ее все равно.

его однокомнатная квартира была прокуренной до самого потолка. на диванах как всегда непонятные люди, на кухне — такие же непонятные люди. на поверхностях разные сорта и типы наркотиков, свернутые купюры, маленькие прозрачные пакетики для расфасовки. я затягиваюсь предложенной мне сигаретой, внимательно слушая его. он чертит мне пару дорог на кофейном столике перед диваном. знакомый прожигающий носоглотку химозный привкус, будто бы разряд электричества по горлу, который скоро обязательно ударит в голову. учащенное сердцебиение, расширенные зрачки, челюсть, которую я сжимал слишком сильно, чтобы она не дергалась.
мне не пришлось проходить интервью и давать свое аккуратно напечатанное резюме, чтобы он взял меня обратно на работу. буквально через час я смело вышел из его подъезда напичканный наркотиками во всех карманах, будто бы эдакая нелегальная пиньята. дальше все было по накатанной — люди, деньги наличными, которые в итоге оказывались у меня в карманах и обеспечивали завтрашний день. главным, конечно же, было то, что я снова мог употреблять, даже и не задумываясь о том, где бы достать порошка. я вернулся в мотель ранним утром, честно заработав больше ста долларов за ночь. тихо открыв входную дверь своим ключом, я кинул взгляд на кровать. лив спала, зарывшись в одеяла. скинув одежду на стул я тоже залез в кровать, но заснуть так и не смог из-за переизбытка химикатов в крови. это ничуть не расстроило меня, наоборот, я лежал упиваясь чувством своего чрезмерно быстрого сердцебиения, ощущая волны эйфории раскатывающиеся вдоль моего позвоночника, чувствуя, что снова жил, а не существовал.

я проделал похожее следующие пару ночей, накапливая в общей сложности достаточно денег, чтобы можно было уехать из [float=left][/float]бейкерсфилда и спокойно жить последующий месяц. лив же, полностью погруженная в статью, которую нужно было сдать в ближайшее время, была слишком занята, чтобы обращать на меня особое внимание. она вставала рано, даже радуясь тому, что я тоже не спал. целовала меня в щеку и уходила к уродливому полу-пустому бассейну, который находился на территории мотеля. там она стелила свое полотенце на облезлом лежаке и открывала ноутбук на следующие несколько часов. я же старательно пытался отоспаться перед очередной бессонной ночью.

однако сегодняшний вечер, как потом покажет судьба, был чуточку другой. я умудрился разобраться с продажами раньше, чем [float=right][/float]предполагалось, потому что лив провела весь вечер на звонке со своим боссом, которая была чем-то недовольна. я же, под предлогом того, что хочу подышать свежим воздухом, умудрился сбыть большую часть наркотиков и на заработанные деньги купить примерно столько же для себя любимого. заветный пакетик лежал в кармане моих джинс, пока я выжидал момента, когда лив заснет. мы опять смотрели это кривое шоу по телевизору, сигнал которого прерывался каждые десять минут. в какой-то момент мне показалось, что девушка начала мило посапывать, уткнувшись лицом в подушку, и, выпутавшись из одеял, я поспешил к джинсам висящим на спинке стула. вытаскивая оттуда заветный пакетик, я сжал его в ладони, закрываясь за дверью маленькой ванной комнаты. она была настолько убогой, что не имела ни защелки, ни нормального зеркала — лишь туалет, душевая кабина и один крючок на который мы умудрялись вешать два полотенца. я предусмотрительно включил воду в душе, чтобы заглушить любые звуки, которые девушка могла услышать из комнаты. в кармане шорт давно была завернута десятидолларовая купюра и моя уже лет пять недействующая скидочная карта какого-то супермаркета. ставя телефон на поверхность раковины и согнувшись в три погибели дабы не рассыпать ценные песчинки, я аккуратно высыпал немного на экран. слишком привычным движением я начертил такие же слишком привычные четыре дороги. купюра слегка подрагивала в моих пальцах — скорее всего излишки практически бессонных последних дней, но это не помешало мне снюхать две из четырех дорог меньше, чем за пять минут. я опустил крышку унитаза и сел сверху, облокотившись спиной о холодную кафельную стену сзади. откинув голову назад, я в тишине смаковал волны эйфории, которые будто бы раскаты грома курсировали по всему моему телу, начиная от ног и заканчивая самой макушкой. за двумя дорогами последовали еще две, потом три, четыре, пять, кажется, я окончательно потерял счет где-то около часа после. на коже выступили капельки пота то ли от принятой дозы, то ли от горячей воды в душе, которая испарялась к потолку, [float=left]THEM DEMONS AIN'T THE ONLY
ONES THAT'S UP AT NIGHT
[/float][float=right]I AIN'T SAFE FROM MYSELF
WHEN I STAY UP AT NIGHT
[/float]заставляя меня потеть еще больше. я хотел взглянуть на себя в зеркало, но вспомнил, что зеркала здесь не было. вместо этого я стянул с себя майку и перебрался на кафельный пол, который все еще был холодным. я лег на спину, ощущая мурашки от прикосновения моей горячей кожи и, как мне казалось, ледяного пола. кажется, я слышал гул своего сердца в своих же ушах, будто бы это был какой-то концерт и я стоял прямо рядом с динамиком. закрывая глаза, я тяжело дышал, сжимая и разжимая челюсть, которую сводило каждые пять минут. окончательно запутавшись в своих мыслях, я решил просто не думать, наслаждаясь моментом, которого я не испытывал уже очень давно. из моей головы вырвалось однозначно все — проблемы с законом, отсутствие денег, какие-либо страхи. я забыл даже про то, что лив спала в соседней комнате и что дверь туалета не имела защелки.

на бортике раковины по прежнему лежал мой айфон с горкой порошка на нем. в самой раковине валялась полуразвернутая купюра и скидочная карта. в душе хлестала горячая вода. я лежал на полу, то открывая, то закрывая глаза, играя со светом от одной уродливой лампочки на потолке. на тот момент это было моим представлением о нормальности, на тот момент я чувствовал себя самым счастливым человеком на планете земля.

Отредактировано Nathan Valentine (2020-10-04 16:48:35)

P U S H I N G   P A S T   T H E  L I M I T ,    trippin' on hallucinogenics
go find yourself a man  W H O ' S   S T R O N G   A N D   T A L L   A N D   C H R I S T I A N

[float=left][/float]одинокая, запотевшая от высоких температур в воздухе, лампочка на потолке приветливо мигала мне, пока я поочередно закрывал то один глаз, то другой. она напоминала мне какую-то далекую планету — вроде бы сатурна или юпитера, я никогда не мог вспомнить какая из них была какой. вроде бы сатурн был с колечками вокруг него. или это был юпитер? неважно. клубы влаги, которые поднимались мощными порывами из душевой кабины разбивались о грязно-желтый потолок, заставляя задумываться о том, что его, скорее всего, никогда и не мыли. интересно, мыть потолки в мотелях принято? или наоборот, моют ли люди потолки  в общем? мои мысли скакали от одной к другой, быстрые, словно пасхальные кролики, которые куда-то спешили. в этой истории я был алисой в стране чудес, сбежавшей из дома, пытающейся догнать одного из этих кроликов. но пушистые белые животные были слишком юркими, чтобы схватить их руками. на них оставалось лишь смотреть издалека, надеясь на то, что они вернутся ко мне — хозяину мыслей в моей же голове. но меня никто никогда не слушался. особенно пасхальные кролики. их было слишком много, пар был слишком густой, одинокая желтая лампочка была слишком одинокой, чтобы помочь мне хотя бы как-то. звук воды ритмично бил по моим ушам, будто бы кто-то включил какую-то назойливую песню в стиле техно и забыл ее выключить, заставляя меня слушать одинаковый бит без остановки, вызывая у меня клаустрофобию кого-то, кто боится лифтов. лифты. эта ванная комната чем-то напоминала самый настоящий тесный лифт, где ты чувствуешь себя в ловушке только, когда ты понимаешь, что находишься в ней. таким образом все обретает смысл лишь тогда, когда ты об этом вспоминаешь. это как дыхание, ты даже и не обращаешь внимание на то, что дышишь до того момента пока тебе кто-то об этом не напомнит. потом ты не можешь прекратить об этом думать, форсированно заставляя себя делать каждый вдох в страхе, что если ты не отдашь команду, то тело забудет как ему функционировать.

вспоминая о дыхании, я делаю тяжелый вдох. он дается мне слишком сложно. то ли потому, что в ванне было слишком душно, то ли потому, что я был под кайфом. в любом случае мне не очень понравилось. решая отвлечься, я закрываю глаза, наконец-таки отпуская взором назойливую лампочку. она благодарственно вздыхает, исчезая за моими веками. кажется в этот порошок определенно кто-то подсыпал галлюциногенов. или может быть дело было в моем не собственноручно принятом решении не трогать наркотики прошедшие пару месяцев. мое тело скорее всего отвыкло от привычных доз, и сегодняшние экзерсисы испугали мое итак слабенькое сердечко и психику. определенно психику.
за закрытыми веками шоу вовсе не прекращалось. где-то в дальнем уголке своего мозга я наткнулся на квадратный телевизор по виду напоминающий технику шестидесятых годов. он становился все больше и больше, занимая центральную сцену в моей голове. по ящику играл какой-то музыкальный канал. тот самый в котором клипы показываются безостановочно. я увидел двух девушек сидящих в кабриолете. у одной были черные волосы, у другой — платиново-пергидрольные. ветер развивал их пряди, солнце играло нежными лучами на их коже, на лицах — блаженные улыбки. кабриолет переливался бирюзовыми оттенками, за бортом этого ретро-судна — обрыв пролетающий параллельно машине. за обрывом - океан, выжженные солнцем растения, песчаные пляжи. может быть они едут к морю, чтобы купаться весь день и загорать на горячем песке, который назойливо липнет к влажной коже. может быть, они возвращались домой в какую-нибудь холодную страну где дождь льет по десять часов в день, не прекращая. господи, как же мне повезло родиться в теплом штате, не обремененный верхней одеждой с ранних лет, не нуждаясь в зонтиках, не нуждаясь в резиновых [float=right][/float]сапогах. представив себя в резиновых сапогах я выпустил из себя тихий смешок. да, в этом порошке определенно были галлюциногены. черти, никогда не могут продать просто обычные человеческие спиды. всегда приходится разбираться с разными побочками их химических экспериментов. но я не жаловался. мне все равно было хорошо. было хорошо до того момента, пока дверь ванной комнаты не скрипнула своими не смазанными шурупами за моей головой.

по началу я даже и не заметил этого, блуждая в дебрях своей головы, стараясь оказаться на пляже так же, как и те две девушки в кабриолете летним днем. однако что-то все же тянуло меня обратно. то ли шаги, то ли знакомый возглас все там же, где-то за моей головой. я никак не мог понять кому он принадлежал. от этого мне становилось не по себе, будто бы что-то происходило против моей воли где-то там, в мире реальный людей, а я не мог присоединиться к ним, чтобы поучаствовать в своей же пьесе.

— what kind of motherfucker are you?
— the worst kind.

эта фраза прозвучала буквально отрезвляюще, будто бы выдергивая меня из моих туманных размышлений. выплевывая меня из тягучего мира иллюзий на влажный кафельный пол уродливой ванны в уродливом мотеле. я дергаю веками в попытках открыть их, но ничего не происходит первые секунд пять, пока я не слышу знакомое дыхание, тихие всхлипы. теперь же мои глаза были широко открытыми и полная картина всего происходящего пиздеца предстала передо мной. лив, расхаживая вокруг моего размазанного по полу тела, выключающая душ, с ужасом разглядывая наркотики рассыпанные по экрану телефона, который она подарила мне просто за красивые глазки. я пытаюсь встать, но то ли пол был слишком влажным, то ли мои конечности окончательно отказались меня слушаться. вместо этого я привстаю, облокачиваясь голой спиной о такую же влажную стену этой затхлой ванной комнаты. лив смотрит на меня с непониманием, с ужасом, со страхом, в общей сложности со всеми эмоциями с которыми любой человек не хотел бы, чтобы на него смотрели. на секунду ее фигура двоится у меня в глазах, и я в сотый раз проклинаю разбодяженные непонятно чем наркотики, которые я купил. к слову о них, в порыве злости, девушка хватает телефон с раковины и дергает его вверх, показывая мне. ее слова сложно разобрать за гулом сердцебиения в своих ушах. когда оно успело стать таким учащенным? однако я вовсе не смотрю на айфон. мой взгляд устремлен на драгоценные песчинки, которые сыпятся вниз, на пол, словно конфетти после новогодней вечеринки. я открываю рот, чтобы сказать что-то, но из меня вырывается лишь сдавленный выдох. я провожу пальцем по тому месту куда приземлился остаток моего стаффа, но понимаю, что он смешался с влагой на полу, растворяясь в ничто, сливаясь с белыми кафельными плитами, превращаясь в одно большое ничего. я перевожу взгляд на лив, но ей все равно. она всхлипывает, давясь солеными слезами, все еще не прекращая зрительного контакта с моими выжженными недосыпом и наркозависимостью глазами. мне хотелось закричать, но звуки почему-то не вырывались из моего рта, будто бы на меня наслали какое-то древнее проклятье. я лишь тяжело дышу, наблюдая за происходящим, старательно пытаясь оставаться сфокусированным на реальности, пытаясь напомнить себе о том, что она, между прочим, медленно рассыпалась прямо перед моими глазами.

лив зовет меня по имени, спрашивая есть ли смысл со мной разговаривать. в моих ушах ее голос раздавался злосчастным эхом, будто бы кто-то опять забыл выключить какую-то песню. теперь в ней были слова, и они были произнесены голосом лив.

— нейт!

[float=left][/float][float=right][/float]— нет, смысла нет, — тихо говорю я, стискивая челюсть до приглушенной боли в зубах. у меня все-таки получается встать, предусмотрительно упираясь о стену. настежь распахнутая дверь в ванную впускала в маленькую комнату холодный осенний воздух из приоткрытого окна в спальне. он резал меня тысячами маленьких ножевых ранений, я ощущал его будто бы в каждой мышце своего тела — ноющее ощущение холода, которое было невозможно стряхнуть. мой телефон все еще был в ее руке, на нем - призрачные разводы былого порошка. на лице лив — отвращение, присущее только таким ситуациям. ситуациям, где ты уже сделал все то, что не стоило бы делать. дороги назад не было. — ты рассыпала мой порошок, — железным голосом говорю я, отпуская стену и стараясь выпрямиться, но предательская дрожь заставила меня ухватиться за бортик раковины, чтобы не упасть. — я заплатил за него дохуя денег, лив, — сам того не осознавая я кажется становился еще более злым, чем был до этого. наблюдая за собой будто бы со стороны, я сам сжался под своим же холодным, пустым взглядом, но прекратить я не мог. что-то внутри меня жаждало вырваться наружу, что-то, что я старательно пытался придушить все это время. может быть, лив видела во мне лучшую версию меня, что заставляло меня пытаться для нее всеми возможными способами. однако сейчас, будто бы по мановению волшебной наркотической палочки, мои истинные желание вырвались наружу вереницей хищных птиц, которые клюют свою добычу до смерти. — у меня нет столько денег, чтобы ими раскидываться, — процедил я, указывая на остатки порошка размазанные по полу вперемешку с испарившейся водой. — в отличие от тебя, — скривил губы я, указывая на смартфон. — ты можешь забрать его обратно если планируешь указывать мне, как мне им пользоваться.
[float=left][/float][float=right][/float]озлобленность и ущемленность, которую я даже и не знал, что носил в себе вереницей мерзких слов просачивалась наружу, убивая собой все то, что было между мной и лив. выражение ее лица сменилось на гнев, который испытывают только к людям, которых когда-то любили. кажется, я действительно рушил все то, что когда-то совсем недавно считал своей самой большой удачей. рушил, но делал это все равно, немигающим взглядом уставившись на лив, будто бы в моей душе ничего не кричало и не просило остановиться, назойливо кидаясь от одной стороны черепной коробки в другую, моля меня наконец-таки заткнуться. я не слушал это что-то. сейчас оно не имело никакого значения, я не мог заставить себя прекратить. мне просто хотелось делать больно.

M Y   F I N G E R S   A R E   B U R N I N G   F R O M   T H E   T E M P E R A T U R E S
MY PREACHER LED ME OFF THE PRECIPICE,    fuck

я никогда не был уверен в своих выборах. я всегда плыл по течению, соглашаясь на все, что шло ко мне, будто бы радуясь тому, что со мной вообще что либо происходило. будто бы специально говоря «да» всему, чтобы протестировать свои собственные лимиты, границы которых растягивались все шире и длиннее с каждым неправильно принятым решением. я был похож на автостопщика из восьмидесятых, который садился в машину к первому попавшемуся человеку, а потом умирал от рук очередного серийного убийцы. в моем случае, конечно же, это было совсем наоборот. я был тем самым серийным убицем, а лив — жертвой, которая села в машину к неправильному человеку. в голову опять начинали лезть все эти мысли, которые неспроста кружились у меня в голове в ту роковую ночь в оклендском отеле. ей не стоило ехать со мной. ей не стоило ужимать свои границы до моих, расставаться со всем, что она так любила только для того, чтобы найти меня здесь на полу в полном наркотическом кайфе и еще слушать все то, что я так давно сжимал в себе до микроскопических размеров. однако это что-то теперь стало очень большим, настолько, что я уже не был в состоянии сдерживать себя в рамках приличия. мне хотелось кричать о том, как я был несчастлив. это, естественно, не было ее виной, но вместо этого я делал все в точности да наоборот — винил ее во всех своих грехах, как самый настоящий ублюдок. вроде бы такие отношения называют токсичными, но что-то мне подсказывало, что наши были еще и радиоактивными. 
мое сознание разделилось на две части. та, что была у руля не имела никакого осознания о том, как каждое сказанное мною слово ранило лив, стоящую напротив. другая же часть, загнанная в угол и напуганная до смерти, не имела ровным счетом никаких сил, чтобы остановить первую. я смотрел на себя со стороны, внимательно наблюдая за каждым жестом, каждым вздохом, преждевременно коря себя за то, что я рушил и безжалостно топтал ногами все, что было между мной и девушкой. к моему горлу медленно подползала истерика искаженная химикатами в крови. она, подобно большому массивному питону, ползла вверх к моему горлу, нашептывая всякие гадости на ухо. она хотела, чтобы я сказал все, что когда-либо думал, все, что хотя бы единожды приходило ко мне в голову. не просто сказал, исказил через призму злости и паранойи, и потом сказал. она хотела, чтобы лив увидела меня в моем самом непривлекательном виде, чтобы она развила ко мне самое настоящее отвращение.

this medicine  —   FOR MY GROWING PAIN

[float=left][/float][float=right][/float]девушка говорила и говорила много, перечисляя все то, что она сделала для меня. ее голос звучал эхом в моей голове, отталкиваясь от пыльно-серых кафельных стен ванной, от желтого потолка с подтеками на нем, от меня к ней. кажется, расстояние между нами еще никогда не было таким большим. кажется, между нами стояла самая настоящая зима — холодная, снежная, ледяная. перешагнуть через нее в теплое лето было практически невозможно, даже, если мы все еще были в калифорнии. дороги назад больше не было, я собственноручно стер ее пальцами.
— тебя никто не просил. — бездушно прерываю ее я на полуслове. она смотрит на меня глазами полными разочарования, взглядом, который я еще долго буду вспоминать. она смотрела на меня так, будто бы не узнавала меня, будто бы меня подменили и от этого становилось еще больнее, потому что я все еще был здесь, потому что я был собой. — тебя никто не просил ничего из этого делать, лив. я даже не просил тебя убегать со мной, ты сама сделала это решение. — мои холодные глаза скользнули по ее теплым. внутри меня преобладала эта чертова пустота, которая бывает причастна лишь наркотическому опьянению. она, будто бы дикая доза обезболивающего, перекрывала все возможные эмоции во моей голове, оставляя центральное место на сцене лишь злости, которой у меня, как оказалось, было сполна. — неужели ты решила, что я идеален? что я смогу измениться? что я изменился? что в моей бывшей судимости и проживании в трейлере не подготовило тебя морально к этому моменту? — вдох-выдох, — почему ты так удивляешься?
я задавал эти вопросы в воздух, каждый из них был риторическим. на каждый из них также можно было бы найти тысячи ответов в которых я был совершенно не заинтересован. они все были не важны. важным было лишь то, что мы поступили так, как не стоило поступать. лив — покинула все то, что любила для меня, а я вернулся к тому, что любил закрывая глаза на то, чем для меня пожертвовали.

лив тяжело вздыхает и прерывает зрительный контакт, опуская глаза на пол. на ее лице написано тысячи эмоций, каждая опережающая другую. — тебе чего-то не хватает? тебе мало меня? тихо говорит она. в ее вопросе читается этот немой страх моего ответа, который я также ощущаю на своих плечах. когда такой вопрос озвучивается, в большинстве случаев, отношения уже не спасти. на такие вопросы невозможно ответить так, чтобы порадовать другого человека, чтобы снять с его плеч ношу подозрений и страхов. на них также  невозможно ответить с ложью, потому что она будет читаться в каждом слове. это все было в обычных отношениях. в наших же все было еще хуже.
[float=left]«I'M CRAZY, I'M OFF THE MEDS,
I'M BETTER OFF DEAD», THEY SAID
[/float][float=right]«TAKE THE LASER, AIM AT MY HEAD
AND PAINT THE WALLS READ», I SAID
[/float]ее глаза поднялись к моим, наполненные до краев сожалением и страхом. что-то екнуло у меня в сердце — вроде здравого смысла, который умолял меня держать язык за зубами. однако я был слишком сильно унюханным, чтобы контролировать себя, свою речь, свои мысли. я должен был обнять ее, сказать, что все хорошо, что все пройдет, что проблема во мне и что я обязательно буду с ней работать, но вместо этого я лишь нервно рассмеялся. хриплый недо-смех буквально разрезал бумажное пространство между нами на две половины. — мне? чего-то не хватает? — произнес я, комично поднимая брови вверх, — конечно мне чего-то не хватает. и если ты думаешь, что сможешь «починить» меня своим присутствием в моей жизни, то ты очень сильно ошибаешься. — я чувствовал, как кровь назойливо стучала у меня в ушах и по хорошему неплохо было бы успокоиться и прекратить нести дурь на повышенных тонах, чтобы не отхватить разрыв сердца, но в этот момент мое здоровье меня мало интересовало. — лив, я не могу закрыть глаза и спокойно поспать не вспоминая весь тот пиздец в котором я оказался. сколько раз за ночь я дергаюсь, а? я думаю ты знаешь ответ на этот вопрос, — саркастично процедил я, прищуриваясь. я был уверен, что она знала, просыпаясь на нашей одноместной кровати каждый раз, когда мне снился очередной кошмар, — у меня нет нормальных снов. в каждом из них я либо умираю, либо закапываю кого-то… и знаешь, что самое страшное, самое шокирующее из всего того, что я сейчас тебе сказал? — между нами повисла непривычная тишина, но я не медлил и секунды, чтобы разбить ее вдребезги, — то, что последнее я действительно сделал в реальной жизни.

собрав в себе оставшиеся силы стоять на ногах, я развернулся к лив спиной и оставил ее одну в ванной. пару шагов до кровати и вот я уже сидел на старом скрипучем матрасе в спальне. она была темной и душной. мне не хотелось включать свет. если быть предельно честным, мне не хотелось ничего. мне было все равно, что произойдет дальше, даже, если лив возьмет телефон и наберет в полицию. даже, если она соберет свои вещи и уедет. даже, если это последнее мгновение моей жизни. я так устал вечно бороться с собой, со своим прошлым и настоящим, что осознанно делал решение больше этого не делать. к черту, к черту, к черту.