[indent]привыкаю просыпаться, где придется. в своей машине, припаркованной чёрт знает где, пыльной коморке в магазине, чужой постели, за барной стойкой. человек вообще привыкает ко всему, даже к пребыванию на самом дне. киньте человека в ад, и он привыкнет. пострадает немножко от дискомфорта и привыкнет. будет жаловаться на жар от адского пекла, но разве можно назвать человека человеком, если ему не на что пожаловаться. вот и я привык. живешь себе и представить не можешь, как отбросы общества справляются со своим статусом, как они доводят себя до такого состояния, а на следующий день – ты один из них. когда-то давно я прочитал в газете о насмерть замёрзшем в лесу пьянице и не смог в своей голове разобраться, как это вообще возможно? в прошлом месяце, самолично выпил лишнего и заснул на скамейке. с утра меня разбудила местная старушка, которая когда-то дружила с моей бабкой и судачила за её спиной, с застывшими в глазах презрением и жалостью. когда ты в сотый раз встречаешь такой взгляд, ты учишься его не замечать. в конце концов, кому какое дело, если я решил разъебать свою жизнь на потеху публике. это такой фокус с затянувшийся развязкой. был человек и, вуа-ля, нет человека.
[indent]этим январским утром я проснулся в своей машине от собачьего холода, пробирающего до костей. забытые мной успешно оставленные окна на ночь внесли свою лепту. чувствую, как окоченели пальцы, а на ресницах как будто образовались малюсенькие хрусталики льда. мне пришлось сильно зажмуриться, чтобы прогнать эту иллюзию. часы показывают 6:34 и я пытаюсь вычислить, сколько же мне удалось поспать. но для этого уравнения надо сначала вспомнить во сколько мне посчастливилось заснуть, а это у меня выходит из ряда вон плохо. вместо четких цифр, обрывочные воспоминания, много громкой музыки, пьяный смех и небольшая драка. фингал, который смотрит на меня из зеркала заднего вида лишь подтверждает, что мне это не приснилось. такое ощущение, что он с каждой секундой ещё больше начинает пестрить всеми оттенками сине-красно-фиолетовых тонов. в пору хвататься за голову и клятвенно обещать больше никогда в жизни не притронуться к бутылке, но я лишь усмехаюсь и завожу мотор. еще успею вздремнуть на пару часиков перед открытием магазина, а там хоть немного, но наверняка теплее, чем здесь. по крайней мере, если судить по погодным условиям, а не эмоциональной обстановке. ведь именно в моей обители в любое время дня, ночи, года ощущаешь пробирающий мороз до самых костей. словно у меня какое-то похоронное бюро, совмещённое с моргом.
[indent]я стою перед дверьми в свой магазин и не решаюсь войти. в моих губах медленно тлеет сигарета, руки греются в карманах джинсов, а в ушах стоит звон, то ли от выпитого накануне, то ли от шока от увиденного. выкинув недокуренную сигарету, решительно направляюсь в магазин. я аккуратно приоткрываю незапертую дверь, но несколько острых осколков все же падают на меня. совершенно этого не замечая, прохожу внутрь и осматриваюсь. моё лицо не выдает никаких эмоций, просто потому что их нет. такое случается, когда судьбе итак изрядно тебя помотавшей удается сделать внеочередной неприятный сюрприз и ты ждёшь очередного пиздеца. всматриваясь в разбросанные комиксы, опрокинутые шкафы и открытую пустую кассу я выдаю лишь многозначительное «хм» и осторожно ступая между кучи барахла под ногами пробираюсь вперёд. за углом вижу внушительную кучу пепла недогоревших страниц и шумно выдыхаю. пытаясь добраться до сейфа в подсобном помещении, который может и был бессовестно пуст, но хранил в себе важные документы, я упираюсь глазами в сломанные пластинки. пластинки моей матери, которые если и смею тронуть, то только в красные дни календаря. я быстро осматриваю также её древний проигрыватель, который итак жил на последнем издыхании, а теперь и лишился нескольких важных для функционирования деталей.
[indent]— суки, — шиплю я сквозь зубы совсем тихо.
[indent]— суки, — говорю я громче и дышу как можно глубже.
[indent]— суки, — кричу я истошно во всё горло, будя унылых соседей и в припадке ярости переворачиваю комод с проигрывателем к чертовой матери.
[indent] в один момент, полностью осознав, что меня ограбили, заодно подпортив итак не самое благоухающее помещение, я слетаю с катушек и просто начинаю орать, пиная ногами кучи книг на полу. и дело даже не в том, что это финансовые потери. даже не в том, что это личное неуважение. даже не в том, что это очередная хуйня, подкинутая мне сукой-судьбой. дело в том, что только я имею право так поступать с собой и своей собственностью. они лишили меня большего, чем мамин проигрыватель. они лишили меня возможности с извращенным наслаждением наблюдать, как эта никчемная штуковина будет гнить и разрушаться изо дня в день. это моё священное право. и любая сволочь, посягнувшая на это право, должна понести жестокое наказание.
[indent]— и вы нашли магазин в таком состоянии?, — добиться того, чтобы приехала полиция было невероятно муторно, особенно учитывая, что я старался всё это время держать себя в руках. и вот, наконец, передо мной стоит офицер, сонный и безучастный, со взглядом говорящим, что всё это лишь формальность и никого они не найдут, если вообще собираются искать. на его вопрос я озираюсь вокруг и в голове вспышками всплывают картинки моего срыва, но проглатываю свою злость и лишь сухо киваю. сейчас моя кровь закипает, даже по пришествию четырех часов, и мне очень трудно сдерживать себя и не врезать этому офицеру, лишь за его презрительный взгляд. я знаю все эти взгляды, знаю, что они значат, слишком много их видел за последние несколько лет. именно этот говорит о том, что офицер считает такое стечение обстоятельств вполне логичным и ожидаемым. этот взгляд верит в высшие силы и закономерность всего и вся. этот взгляд думает, что хорошие люди вознаграждаются, а плохие — получают по заслугам. и только за эту наивность, оставив весь гнев в стороне, я мог бы со спокойной душой начистить ему морду.
[indent]— ну, страховой компании я всё сообщу, — заключает он, убирая свой блокнот в карман и выжидательно смотря на меня, будто ждет благодарности или тебе чаевых отсыпать, фараон?! не дождешься, супергерой решающий всеобщие проблемы страховыми выплатами. я лишь хватаю ключи со стола и направляюсь к выходу. если хотя бы еще на минуту останусь здесь, то прибью этого несчастного. у меня даже рождается план: свалить с ног пинком в солнечное сплетение, отбить легкие ритмичными ударами в грудь, напоследок отломать ножку стола и врезать в висок со всей дури. почти улавливаю терпкий запах крови, но лёгкий бриз на улице сразу приводит меня в чувства и я, даже не оборачиваясь на объект моей ненависти, быстро сажусь в машину и уезжаю. где-то внутри, где логика властвует над гневом, знаю, что офицер ни в чем не виноват, но как же всё равно бесит. поэтому без особых раздумий отправляюсь туда, где смогу привести мозги в порядок и понять, что делать дальше — в одно очень уютное арт-кафе. потому что оставить всё, как есть, мне самомнение не разрешит.
[indent]припарковав машину около заведения, я врываюсь внутрь и стремительно направляюсь к баристе. то и дело сжимаю и разжимаю кулаки и всем своим видом показываю, что ссориться со мной сейчас не стоит. возможно, в этот ранний час в кафетерии уже обитали мои знакомые из прошлой ночи [дабы выпить кофе и протрезветь], может быть даже тот, кто оставил мне фингал на память, но сейчас мне было всё равно. краем глаза я замечаю айзека у барной стойки кафе и перемещаюсь прямо к нему. как я узнал сию богему со спины? глупый вопрос. кого ещё с такой шикарной шевелюрой я мог бы встретить в сием помещении в это время суток?
[indent]не здороваясь, даже не взглянув на айзека, выкладываю пятидолларовую купюру на стойку и требую кофе с коньяком без кофе с двойной порцией коньяка голосом, не терпящим возражений. даже не замечая очередного презрительного взгляда со стороны баристы, я одним махом опустошаю чашку для эспрессо и требую повторить. и только теперь, когда в руках покоился второй двойной коньякэссо и алкоголь медленно согревал изнутри, я обращаюсь к дайку, всё еще будто не смея взглянуть.
[indent]— нужна твоя помощь, —
[indent]стыдно признать, но я не привык просить помощи. тем более у своих друзей, коих у меня не так-то и много.
[indent]стыдно признать, но я хотел сам навестить айзека, хотя мои ноги [вернее, колёса] завели меня, так совпало, но судьбоносно, именно сюда. видимо, это своего рода знаки, хотя я в них и не верю.

[indent]мне хочется что-нибудь сломать. или кого-нибудь. будто, если я увижу чужую боль, то мне самому станет капельку легче. алкоголь быстро согревает меня изнутри и моё бешеное сердцебиение немного замедляется, давая мне возможность обдумать всё немного более здраво. почему вся эта ситуация меня так сильно задела? я же  н е н а в и ж у  этот магазин. ненавижу приходить туда с утра, после очередной попойки в баре, ненавижу, когда редкие посетители задерживаются слишком надолго, и больше всего ненавижу, когда эти посетители начинают вслух вспоминать прошлое. они думают это мило, их одолевает приятная ностальгия о тех временах, когда они были куда моложе и приходили сюда после школы, чтобы почитать любимые комиксы и поболтать с коксом-старшим. «хороший был мужик», - восхищаются они. как будто и без них этого не знаю про своего отца. я столько раз говорил, что хотел бы все сжечь к чертовой матери, уехать и начать новую жизнь и всё, что меня останавливало это остатки моей семьи, которые для меня очень дороги. я хотел бы всё забыть. так почему же меня так сильно взбесило ограбление?
[indent]встречаясь взглядом с айзеком, мне начинает казаться, что он знает меня лучше, чем я сам. будто дайк знает, почему веду себя так, как веду, и почему этот случай выбил землю из-под ног. может это действительно так. может быть моё поведение столь очевидно, что все вокруг понимают меня лучше, чем сам ваш покорный слуга. я игнорирую свои чувства, я пытаюсь не обращать внимания на свои эмоции, не пытаюсь выстроить всё в логическую цепочку, чтобы понять собственные мотивы. а окружающие наоборот - они делают это неосознанно, но до чёртиков логично. на мгновение чувствую себя попросту голым, вывернутым наизнанку, но со страхом отгоняю это чувство от себя. сейчас важно не это, сейчас важно найти этих ублюдков и свернуть им шеи.
[indent] — меня ограбили, — тихо отвечаю и чувствую, что спокойный голос айзека магическим образом действует на всю мою душу. меня уже не трясет от желания выбить всю дурь из того легавого, что столь безучастно допрашивал час назад, мой внутренний голос перестал орать во всю глотку, пытаясь вывести меня, я больше не собираюсь безрассудно бежать и переламывать кости всем на кого падет подозрение. нет, сейчас как никогда полностью понял смысл фразы месть — это блюдо, которое подают холодным. мне даже становится немножко не по себе от своей рассудительности в данный момент. 
[indent] — но их никто искать не будет, — горько выдыхаю и делаю очередной глоток огненной жидкости, — это никому не нужно. городу не нужна шумиха, полиции не нужна лишняя работа, а я должен быть доволен страховым выплатам и заткнуться, — я опустошаю стакан и прошу баристу налить мне ещё пинту бада. в кафетерии становиться всё более людно, даже замечаю пару усталых морд тех, кого видел здесь поблизости ночью. видимо, не один я провожу  б о л ь ш у ю  часть своей жизни вне дома, но с другой стороны, что еще можно делать населению в таком шумном городке? передо мной ставят моё пиво, здравый смысл говорит, что я пью слишком быстро. слишком часто и слишком много, но когда меня это останавливало. я беру пинту в руки и отворачиваюсь от баристы, который уже с трудом сдерживает всю неприязнь к частому и буйному посетителю. опираясь локтями о барную стойку, внимательно изучаю контингент, будто именно здесь встречу тех безумцев, которые решили меня ограбить. а я уже составил психологический портрет преступников. это были именно безумцы, сделавшие это только ради развлечения и адреналина, потому что каждый дурак знает, что магазин комиксов в городе переживает не самые лучшие времена. поэтому им нужны были не деньги. но тогда что? я конечно действовал на нервы многим горожанам, позоря имя прекрасной калифорнии одним своим присутствием, но …
[indent] — кстати, — решаю зачем-то посвятить о причине своего нового украшения айзека. слишком сильно тону в своих мыслях, что совершенно позабыл о злосчастном фингале под моим глазом. честно говоря, я почти забыл, что тот у меня есть. может быть именно поэтому на меня так странно смотрели прохожие и тот же бариста? — как тебе мои новые тени? смоки айз сейчас в моде?, — усмехаюсь и возвращаюсь обратно, поворачиваясь спиной к двери, аккуратно поставив свою чашку на место, — не помню, правда, как выглядел мой визажист, — я даже немного улыбаюсь, — может быть, как он, — шутливо киваю в сторону баристы, на что тот показывает мне средний палец и продолжает дальше стараться выглядеть очень занятым, хозяйничая у кофеварки. когда-то давно я также успел поработать баристой и точно знаю, что здесь главное выглядеть занятым каждую секунду времени, только босс начинает думать, что ты отрабатываешь не каждое мгновение своей смены и начинаются проблемы.
[indent] — ну-с, айзек дрю, с чего же посоветуете начать это расследование?, — я понимаю, что мне бы стоило быть повежливей с единственным человеком в городе, который может помочь такому как ваш покорный слуга, но мне просто себя не остановить, хотя дайк, наверное, знает и эту черту моего характера. в конце концов, у айзека тоже язычок острый, а неумение держать его за зубами, наверное, вообще общая черта. так или иначе, я глубоко вздыхаю и уже на тон тише, будто боюсь, что нас могут подслушивать, продолжаю.
[indent] — это что-то личное, айзек, иначе просто не может быть, — наклоняюсь к другу ближе всё в тех же параноидальных целях удостовериться, что нас не услышат, — нет, конечно, это могли быть и какие-нибудь обкурыши-школьники, но..., — и я рассказываю ему всё. тихо, спокойно, порой сам удивляясь своей выдержке. я рассказываю про то, в каком состоянии нашёл магазин, не забывая ни про одну деталь. упоминаю сожжённые выпуски, поломанные пластинки и, запинаясь, про сломанный проигрыватель, который теперь непонятно, как и где чинить [даже не задумываясь зачем мне это, ведь я не включаю его почти никогда]. говорю о том, что грабители не могли подумать, что в магазине есть деньги, в конце концов, только ленивый не знает, что, если у реджи кокса и появляются деньги, я их все пропиваю в ту же ночь. говорю, что грабители очень постарались, провели скорее всего больше часа, разрушая мою собственность. не забываю упомянуть и то, что очень мало людей в городе не в курсе, что живу в магазине, значит грабители знали, что именно в эту ночь меня там не будет. это всё было слишком странно, будто я обзавелся каким-то врагом, о котором забыл, что не удивительно, ведь не редко забываю людей, с которыми знакомился пьяным до чёртиков. это происходило даже слишком часто, но я всё скидывал на плохую память на лица и имена, ведь с утра обычно помнил всё, о чём говорил с новым знакомым и чем они занимались, но совершенно не помнил, как его знакомый выглядел.
[indent] — понимаешь?, — в конце концов выдаю и с надеждой смотрю на айзека, почему-то ему кажется, что сейчас он покажет чудеса своей детективной смекалки или, как модно сейчас называть, дедукции, но вместо этого вижу, как дайк всё очень внимательно обдумывает.
[indent] — должен быть кто-то, кто слышал об их планах, или кому они хвастались после, — вдумчиво добавляю, осматриваясь по сторонам, будто сейчас на горизонте появится именно этот человек, желательно с каким-то отличительным знаком, типа светящейся лампочкой над головой, чтобы мы с айзеком его точно не упустили. но, естественно, в кафе никто не заходит и, всматриваясь в лица посетителей, я не представляю за что тут можно зацепиться. 
[indent] — в конце концов, они должны были узнать у кого-то, что меня не будет в магазине, — почти отчаявшись говорю я и залпом опустошаю свою кружку. — повтори, братец, — фамильярно указываю баристе, чувствуя, что алкоголь вперемешку с кофе начинает брать свое, ибо пью слишком быстро, да и не ел ничего с прошлого дня, — а ты случаем, не был там? может, знаешь, кто меня так разукрасил?, — интересуюсь у баристы, хитро прищуриваясь, каким-то образом вспомнив, что именно он работал в ночную в баре, где был я. бариста, немного недовольный фамильярностью со стороны мальчишки, который на пять лет его младше, но с уважением к айзеку рассказывает [они что знакомы?], что я выпивал с каким-то стариком, чье имя он не помнит, но знает, что тот работает в бойцовском клубе. пол ночи они вели задушевную беседу, пока ваш покорный слуга, не предположил, узнав, что старика есть парень его возраста, что мог с ним переспать в школе и выставить того гомиком, по крайней мере фамилия кажется ему знакомой. видимо того папашку задело, что я выставил его сына пидором, решив того отделать как следует. 
[indent] — вот я мудак, — отвечаю уже немного пьяно, несмотря на свой богатый опыт, пьянею быстрее школьника, потому что пью исключительно с целью забыться, — нихера у тебя слух, дружище, мы же сидели за дальним столом, — я качаю головой в сторону дальнего стола у дверей, хотя это не тот бар, а кофейня, но планировка в этом районе фактически одинакова. а у меня такое состояние, что не смогу явно сказать, где именно нахожусь. любое заведение с выпивкой для меня аз есмь бар, — айзек, да этот парень небось всё про всех знает, не удивлюсь, если у него есть шкатулочка с компроматами на всех посетителей, которые он готов пустить в ход, когда ему не дают чаевых, — я прыскаю со смеху, не способный сложить два плюс два. может быть и могу понять, что меня ограбили не с целью наживы, но в остальном силён явно не ваш покорный слуга.

[indent]не знаю, как так получилось, но в нашем районе меня начали считать алкоголиком. в разговорах мою персону упоминали только так. а, это тот пьяница? и я совру, если скажу, что это меня совсем не волнует. ведь это возмутительно, пью не больше и не меньше, чем любой другой житель города, почему же тогда почетный председатель теоретического клуба алкоголиков – я, а не кто-либо другой в этой местности, которые так же, как и ваш покорный слуга, решили смочить горло, не дождавшись обеда? глубоко внутри знаю ответ на этот вопрос, но легче просто обижаться на социум, возмущаться нечестным распределением ярлыков среди горожан, чем принять правду. мне не надо вновь осматривать посетителей кафетерия, чтобы понять, что это за люди. это трудяги, их руки давно уже покрылись мозолями и огрубели, каждый день они встают до рассвета, ложатся далеко за полночь, и весь день работают, скорее всего, это тяжелый физический труд. на них никто не будет предосудительно смотреть, им дозволено выпить пару пинт за обедом, просто, чтобы расслабиться и продолжить вкалывать весь день напролёт. никто не удивляется, что эти мужики, нажираются каждые выходные и не терпят фамильярного отношения. они – представители трудового класса и поэтому им можно. хотя есть среди них и элитная категория, которая не станет ударять и палец о палец, ведь привыкли срубать наживу мозгами. но и им по праву расслабиться, лишняя извилина в голове от принятия спирта не пострадает. а я всего лишь пацан, слоняющийся по городу в поисках утешения, и пьющий только ради того, чтобы хотя бы на день, или даже один несчастный час забыть кто я, и через что прохожу. срок годности моего траура давно прошёл, так что больше никто не делает мне поблажек. если бы хотел играть по правилам, мне давно уже стоило наладить свою жизнь и попросту забыть, что я в дерьме по самую шею. пытаюсь, честное слово. каждое утро я пытаюсь разобраться со всем, начиная с малого – где мне жить. но даже это, самое малое не поддается никакому решению и уже к обеду плюю на всё. я ленивый трус, и что-либо сделать со своей жизнью мне не дает страх провала и отсутствие какой-либо мотивации.

[indent]даже сейчас, осушаю ядрёную смесь в кафе, только ради того, чтобы отпустило. чтобы притупилась боль, позабылись жизненные трагедии, и я смог жить дальше. cуществовать дальше. ведь для жизни как таковой мне не хватает одного маленького, но критического момента – желания. знаете, когда вся эта хрень перестает иметь хоть какую-либо важность? когда ты пьян, и стенки ходят ходуном, в глазах двоиться, ты хихикаешь, как идиот, с человеком, которого не знал до этого дня и не вспомнишь завтра; когда алкоголь медленно заполняет каждую клеточку тела и будто бы подменяет собой тебя самого. пьяный кокс – это не совсем кокс. это другой человек. с другими чертами, другой историей. а если разница столь велика, может это и не я вовсе? это совершенно не важно, ведь мне пьяный я нравится больше. это человек без кучи проблем и боли в глазах, это человек, которого не волнует завтра и тем более вчера. как говорят в брошюрах о вреде алкоголя, это – уже не первая ступень к алкоголизму. но сейчас, когда алкоголь согревает изнутри, заставляя чувствовать себя в кой-то веки теплокровным, это совершенно не важно.

[indent]перевожу взгляд с баристы на айзека. очень потупленный взгляд. я не способен сейчас думать, мне даже начинает казаться, что это не меня ограбили, что это вообще не реальность. это какое-то детективное шоу, где мы с дайком – напарники, раскрывающие сто одно дело за сезон. и если истории сложены про злого и доброго полицейских, в нашем сериале решили отойти от избитых клише к менее избитому – у нас дела раскрывают умный и тупой полицейские. я с немой благодарностью во взгляде подцепляю картошку фри, которую заказал мой друг, и угощаюсь. мне кажется, что не ел целую вечность. это очень на меня похоже, ибо сначала предпочту выпить, а потом как пойдёт. всё-таки недаром первым [и пожалуй единственным], кому решил рассказать о своей проблеме стал айзек. не знаю почему, но только ему доверяю по-настоящему в этой вселенной. кроме него у меня мало настоящих друзей, которые не обижаются на правду, что слетает всегда с моих губ. привык к честности, а не к сладкой лести.


[indent]— хочу сказать, что возможно это был его отец. я не… — чуть не добавляю, что не помню, делая акцент на «возможно», но вместо этого хмурю брови и замолкаю, пытаясь всё-таки рассуждать здраво, видел ли того старика, других или самолично ушёл раньше всего произошедшего. в памяти всплывает, что я ушёл явно раньше, ибо если бы кто-то упомянул моё имя даже шёпотом, то услышал бы его в любом состоянии. у каждого есть внутренний радар на своё имя, у меня он гиперчувствительный и иногда мне кажется, что стоит кому-нибудь позвать меня на другом конце города – я услышу. пытаюсь вспомнить события прошлой ночи, но это катастрофически сложно, ведь не я ляпнул лишнее при старике, не я получил от того в глаз, а пьяный я. но помню, как после драки, неожиданной и отрезвляющей, ушел из бара и устроился за рулем своего «фордика» не в силах завести мотор и уехать. помню, как пытался отыскать в машине холодный предмет, чтобы приложить к фингалу. помню, как к бару подкатил синий пикап до отказу набитый неизвестными мне парнями [хотя могу поклясться, что когда-то их видел, как в общем-то и любого в нашем районе; это бич подобных мест].

[indent]— джизас факинг крайст, я знаю кто это был, — изрекаю, всё ещё уставившись куда-то в стенку, — я их видел и, наверное, даже смогу узнать, — на моём лице появляется улыбка, широкая, искренняя и пьяная. правосудию быть. может не сегодня, но оно точно случиться. в моих глазах появляется болезненный огонёк, который говорит лишь о том, что, если я помню, как выглядели те ребята и смогу их как-либо опознать, рано или поздно, обойду каждого жителя города, пока не найду их и заставлю заплатить за всё. от этой мысли становиться спокойней на душе, как будто хотя бы что-то в моей жизни будет правильно, по каким-то высшим законам, где преступника всегда находит его наказание, и наказание всего сопоставимо преступлению. ведь ждать, пока у человека тебя обидевшего случиться что-то плохое и назвать это кармой – просто глупо, хотя бы потому, что такой расклад не объясняет обидчику за что его наказали. нет, в этот раз правосудие будет правильным, фактическим, а не каким-то абстрактным и идеологическим. и эта мысль согревает больше выпитого алкоголя, и заставляет меня немного расслабиться. в конце концов, злость и месть могут немного подождать, а мы слишком редко оказываются с айзеком в кафетерии с утреца пораньше.

[indent]после заказанной дайком картошки разговор принимает совершенно другой поворот. я не знаю специально ли мой друг пытается меня отвлечь, или мы просто слишком похожи и нуждаемся почти в одном и том же, но я облегченно вздыхаю. это было слишком напряженное утро, слишком напряженная неделя, слишком напряженная жизнь. я выпиваю больше, говорю быстрее, смеюсь громче. рассказываю какие-то глупые истории, не имеющие никакого значения, иногда бросая фразочки баристе, который поначалу отвечает напряженно, но с каждым разом всё легче и с ноткой наигранного раздражения. «самое смешное, что я точно с ним не спал», — смеюсь, рассказывая про свой прошлый вечер. скорее всего я имел в виду, что гипотетически мог с сыном старика и переспать, но не фактически же, за что же сразу в глаз?

[indent]я опустошаю очередной стакан и хочу рассказать что-то еще, но замолкаю. вижу, что айзек насторожился и смотрит в противоположную сторону, слышу какой-то гам и дикий смех людей, которые сели совсем рядом и радуются тому факту, что нахожусь к ним спиной, но меня они явно не узнали.
[indent]— сука, как бы я хотел видеть его лицо, когда он вернулся, — компания громко смеется и обращается к баристе, который взволнованно смотрит на нас с айзеком, но не подавая виду уходит в их сторону, чтобы обслужить. хорошее настроение исчезает мгновенно, я напрягаюсь всем телом и неотрывно смотрю на дайка. мои кулаки сжимаются, и мне кажется, что ещё чуть-чуть и я вдребезги разобью стакан в моей руке. я выжидательно смотрю на айзека, будто жду команды «фас». но на лице дайка не вижу никакого призыва к действию, только страх и застывший ужас, поэтому беру инициативу на себя.

[indent]их больше, вдвое больше. четверо парней, которых я раньше видел, но явно не знал. в голове помелькает мысль, за что они могли на меня ополчиться. ответ приходит сам собой – просто ради веселья. 

[indent]— увидел? ну, и как тебе моё лицо?, — я криво ухмыляюсь и мои брови дергаются вверх. в этой толпе сразу выделяю лидера. отделить того, кто является в любой затее инициатором от тех, кто лишь во всем повинуется своему вожаку, всегда не трудно. мужчина выходит ко мне, а его «братья» образуют плотную стену за его спиной. да, это были именно они. я то ли слишком пьян, то ли слишком безрассуден, но меня совершенно не смущает явный перевес в количестве. в груди рождается забытое чувство гордыни, и понимаю, что просто не могу взять и уйти, не ввязываться в замес, где мне явно будет трудно выйти победителем. на моей стороне ярость, на их – количество. оставляю своё место, вместе со всполошившимся айзеком, и подхожу вплотную к мужчине. мы почти одного роста, а я смотрю ему прямо в глаза. ещё чуть-чуть и наши носы соприкоснуться; мы стоит так близко друг к другу, что я чувствую его напряжение, мне кажется, что даже слышу его учащенное сердцебиение.

[indent]что говорят в таких случаях? после каких слов можно будет накинуться на этого урода? что должно стать спусковым крючком? я в этом не разбираюсь, сейчас мне совершенно не хочется говорить, мне просто хочется заставить ублюдка страдать. поэтому стою молча, криво улыбаюсь, и наслаждаюсь замешательством данного персонажа. он явно ждёт чего-то еще, какого-нибудь обвинения, но я с этим не спешу. уголки моих губ ползут вверх, и вновь вскидываю брови, в этот раз вопросительно, напоминая, что задал свой вопрос, на который всё ещё не ответили.

[indent]— не понимаю о чём ты, — наконец-то удостаивают меня вниманием, и я усмехаюсь, убираю одну руку в карман, а другой, поворачиваясь к айзеку, беру свой стакан со стола и одними губами шепчет дайку: «он не понимает», — так что, если ты не против, мы с друзьями хотели бы выпить наедине, а не в компании бомжа и пидора. — ярость пронзает меня насквозь от такого плевка. зря он так, очень зря. и дело ведь не в том, что этот мудак обозвал меня бомжом, дело в другом. моих друзей никто, никогда, не смеет не то, что трогать, а задевать даже словом.

[indent]друзья этого пиздюка заходятся смехом и решают продолжить свою попойку уже не обращая внимания ни на меня, ни на айзека. лишь их вожак остаётся стоять на месте испепеляя мою персону взглядом, пытаясь задушить своим превосходством. у тестостерона есть запах? потому что я его чувствую; чувствую, как этот ублюдок наслаждается моментом, уверенный, что подавил и уничтожил меня одним своим тяжелым взглядом. лишь закусываю нижнюю губу и опять усмехаюсь. 

[indent]— ты думаешь, тебя убьет молнией, если ты будешь капельку вежливей, богатырь?, — вижу каплю замешательства в глазах противника, ведь тот думал, что я сейчас трусливо сбегу вместе со своим другом. улыбаюсь во все тридцать два, — или, что твои тёлки перестанут тебя хотеть, — киваю в сторону его дружков и заливаюсь смехом, видя, как проступают вены на шее у вожака, и как обеспокоено оглядываются его дружки. я танцующе поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, оставляя вожака наедине с его гневом, чувствуя его взгляд у себя на затылке. мой взгляд встречается с айзеком, и на мгновение задумываюсь, стоит ли его в это вмешивать. хотя я итак зашёл слишком далеко. отпиваю еще немножко своего «коктейля» и подмигиваю дайку, на мгновение закрывая глаза, выдыхая. перевес силы на их стороне, но я знаю одну прописную истину про такие вот компании. там всегда есть вожак – смелый, зачастую безрассудный и горячий, который ведет всех остальных за собой. а остальная падаль в банде обычно просто трусы, которые своего вожака боятся чуточку больше, чем то, что он их «заставляет» делать. делаю еще один глоток, нарочито медленно.

[indent]— тёплый, — говорю про свой напиток и тут же, резко разворачиваюсь, целясь стаканом с тёплым пойлом прямо ублюдку в висок. стакан вдребезги разбивается, осколки остаются на моих руках и ухе моей жертвы. но прежде, чем он или его дружки сообразят, что происходит я накидываюсь на обидчика и валю его на пол.
[indent]— я, блять, научу тебя манерам, — шиплю я, занося кулак над лицом падонка и со всей силы бью его в глаз. уже даже забываю, что этот ублюдок пришёл сюда не один и его «подружки» с минуты на минуту должны будут сообразить, что папочку надо спасать. в глазах у меня всё расплывается, на руках кровь, а в голове одна мысль. никто. сука, никто. не. смеет. называть. айзека дайка. пидором.

Отредактировано Reginald Cox (2020-06-21 18:44:48)

[indent]когда-то я совершенно не умел драться. однажды повалил на землю своего друга в порыве ревности к своему тогдашнему парню и на этом драка закончилась. когда-то мысль о том, чтобы причинить другому человеку боль, была абсурдной. когда-то. сейчас это время скрылось где-то далеко и я совершенно забыл каково это – быть им десятилетней давности. хороший мордобой – это глоток свежего воздуха. хорошая взбучка – это отличное начало дня и завершение ночи. в этом нет ничего предосудительного, особенно, если со всей силы вышибаешь мозги у обидчика. это правосудие калифорнии. действует лучше любой терапии. своих обидчиков надо наказывать самостоятельно. и именно этим, правосудием, мать вашу, я и занимаюсь. не срываюсь на честных граждан, не выплескиваю весь негатив на ни в чём невиновных, не вступаю в драку ради драки [исключение: бойцовский клуб, но и там у меня свои причины появляться]. нет, каждая взбучка, где я был или агрессором, или жертвой, всегда имеет вескую причину случиться. и если хоть кто-нибудь в этом гребанном городе, скажет, что реджинальд кокс размахивает кулаками просто так, что выбиваю всю дурь из этого амбала в порыве собственной агрессии и внутренних демонов, мне придётся набить ему морду, ибо это – клевета.

[indent]кровь внутри закипает, с удвоенной скоростью бежит по сосудам, подступает к самой коже. я весь красный, с головы до ног. становится так жарко, что дышать уже почти невозможно. тело подо мной брыкается и пытается вырваться. я не могу похвастаться богатырской силушкой, совершенно, но за свой недолгий опыт и привычку дерзить бугаям, которые вдвое крупнее меня, замечаю, что крупные особи обычно не поворотливы. они могут хвастаться своей физической силой, но не могут высвободиться из ухищренного захвата, самый лучший способ – просто оседлать несчастного и привести обвинительный приговор в исполнение. именно так я и делаю. но это не холодная тактика – это привычка, тесно связанная с инстинктами, которые как ничто другое важны в потасовке. гнева хватает ненадолго. внутренний жар начинает спадать, как только кулаки становятся мокрыми от чужой крови. мне не в первой тактильно ощущать на себе чужое днк. это становится привычкой уже после первого раза: шок проходит и кровь становится само собой разумеющейся. время между ударами все увеличивается, здоровяк всё слабее сопротивляется. я – не гребанный псих, чтобы избивать труп, знаю, когда надо остановиться, чтобы ленивая и положившая на город администрация калифорнии сочла это за самозащиту. знаете, как работает суд здесь? если ты достаточно умен, чтобы произнести слово «самозащита» тебя признают невиновным. официально невиновен, неофициально достаточно адекватен, чтобы свободно разгуливать по улицам. оторвавшись от тела, я пытаюсь отдышаться. в голове творится что-то непонятное, мысли не складываются в предложения, эмоции конфликтуют друг с другом, а перед глазами всё плывет. сердце не понимает ускоряться ли ему, замедляться или остановиться. до ушей доходят лишь какие-то отдаленные, неосознанные вскрики и собственное тяжелое дыхание. здесь мне хочется вставить шутку, про то, что это лучше, чем секс, но зная обитателей кафетерия, предполагаю, что её не оценят. скорее всего воспримут всерьез, и может быть даже не зря.

[indent]я слушаю свой пульс, успокаиваю дыхание закрыв глаза. это похоже на медитацию, если бы буквально не сидел верхом на парне, из которого только что выбил всю дурь. парень скорее жив, чем мертв. чувствую под собой слабые признаки жизни и почему-то совершенно не волнуюсь. лично сам после и не такого выкарабкивался, так что никаких угрызений совести. только сладкая ноющая боль в мышцах и более резкая в костяшках рук. я открываю глаза, ожидая встретить устремленные на меня взгляды дружков этого подонка, но их внимание занимаю не я, что странно. даже хочется крикнуть: эй, я только что чуть не убил вашу мамочку. не успеваю даже толком удивиться как слышу треск разлетающейся на куски деревянной мебели и слежу за реакцией айзека. сердце на мгновение замирает, но обернувшись начинаю вновь свою работу с удвоенной силой. видя, что не дайк получает удар, а наносит его становится как-то легче, но всё равно избавиться от шока так просто не получается.  я смотрю на друга не в силах сообразить, что делать и как выйти из этой ситуации живым.

[indent] — блять, — короткое, потонувшее в общем крике. ловлю, как мне показалось, подмигивающий взгляд айзека и от чего-то улыбаюсь. я и раньше знал, что дайку не нужна защита, он и сам готов всем навалять, потом только успевай откачивать, но всматриваясь в его движения, в его разъярённое лицо, ловлю себя на мысли, что наслаждаюсь этим зрелищем. но долго созерцать не приходится. я же не могу взвалить на руки дайка оставшуюся фантастическую четверку долбоёбов, которые решили, что это хорошая идея связаться с их маленькой бандой и умереть в этот прекрасный [нет] день. на меня падает несчастный избитый айзеком и это воспринимается как сигнал к действию. один из пяти уже выбыл из игры, четверо на очереди. скидывая с себя это тело и со всей любовью пиная его в живот, я тут же накидываюсь на спину другого и в очередной раз удивляюсь размеру этих вышибал. чем их только кормят?

[indent]с поддержкой дайка приходит какая-то невероятная сила и решительность. покарать каждого, кто посмел ворваться в мой ДОМ. как бы это печально не выглядело и не звучало, но магазин комиксов – это мой дом. и каким бы дом ни был, дом – всегда крепость. от одной мысли, что в момент «ограбления» [язык не поворачивается назвать так, ибо что там можно грабить?] в магазине мог бы оказаться лу, совершенно беззащитный, пытающийся уснуть на своей раскладушке, хочется просто разорвать всем им пасти. а лучше вывернуть шеи. или сломать каждую конечность, оставляя инвалидами до конца жизни, то есть на долгие мучительные годы. но ничему этому не суждено сбыться. у меня есть лишь одна цель в жизни – вывести брата к порогу совершеннолетия без проблем и еще больших травм, чем сейчас. и поэтому мне ни в коем случае нельзя за решетку. громила скидывает меня с себя как блоху, а с другой стороны мне в лицо летит чей-то кулак и это лишь раззадоривает. с уст слетает какой-то невероятный, слегка безумный смех. я уже давно тронулся умом, алкоголизм – это прикрытие. играюсь с вышибалой, чуть ли не прыгаю из стороны в сторону, но неожиданно меня кто-то берет в захват со спины. рука сжимается на моей шее, это почти смертельные объятья. пытаясь дышать, краснея в мгновение ока, я вижу как дайк с кем-то тоже танцует, уворачиваясь от драчуна и на место решительности приходит паника. как им убежать? что я натворил? ведь можно было просто уйти, не ввязываясь в это дерьмо. чувства стыда накрывает волной. я должен всё разрешить.

[indent] я знаю, что когда-нибудь моё неадекватное поведение приведет к беде. кстати, как раз тот самый случай. я знаю, что когда-нибудь мои демоны доведут меня до полного краха, вот даже хуже, чем сейчас. но бывают моменты, когда со своими демонами просто нет сил бороться. хочется отдать им тело и душу и сказать: делайте, что хотите. бывают моменты, когда руки опускаются и демоны только и ждут этого, чтобы твоими руками совершить что-то, что тебя сведет не в могилу, так в тюрьму. и когда я смотрю, как мой друг борется с отчаянными козлами, демоны очень быстро забирают пульт управления. преодолевая жуткую боль в груди от нехватки воздуха, я тянусь до бутылки на столе. совсем рядом. еще чуть-чуть. уже дотягиваюсь средним пальцем, подталкивая к себе, хватаю в руку и ударом, ставшим за сегодня фирменным, разбиваю об висок парня, столь хитро схватившего меня в удушающий захват. по крайней мере, мне хочется верить, что он попал именно в висок, а не, к примеру, в глаз. только одноглазых пиратов в городе не хватает.

[indent]разбитая бутылка ещё в моих руках. бравое и верное оружие в любой прибарной драке. если есть оружие, с которым я управлялся мастерски – то с этим. забавное дело. разбей бутылку о крепкий череп противника – и это мелочи, обыденность, ничего страшного; приставь острие той же бутылке к нежной коже шеи – и ты монстр, псих, убийца. я помнил интересные истории о том, как кончалась жизнь несчастных в таких драках, но никого не осуждали. пьяная драка есть пьяная драка, виноватых нет, виноваты все. и именно поэтому, потому что не могу переступить через черту, начерченную ровным спокойствием дайка, но и не могу оставить всё как есть, я с размаху прикладываю осколки в своих руках о черепушку здоровяка, позволяя бутылке окончательно разлететься на мелкие куски, задевая, как и пустую головенку мудака, так и распаривая мне ладонь. во второй раз получилось не так элегантно. нападение со спины, к черту моралистов.

[indent] — два: ноль, — говорю я упавшему телу, присаживаясь на коленки. дышит, пульс есть, обошлось. хотя бы не отказал себе в удовольствии посмотреть на мудилу, распластавшегося по полу так сладко. отвожу взгляд от тела обратно на дайка. извини, одним взглядом и полное непонимание перешел ли я черту или нет. мне стоило бы задуматься об этом раньше, но что поделать. молод, горяч, отчаян. вдали слышится сирена, бариста вызвал копов. этого стоило ожидать.

[indent]— валим, — торопливо хриплю в спешке, встав на ноги и обратившись к дайку, совершенно уже не обращая на дружков амбала [немые, запутавшиеся между страхом и ненавистью, не понимающие, что им делать без своего альфы]. айзек хватает меня за локоть, желая вытащить отсюда прежде, чем заявятся копы [негласное правило калифорнии: кто не успел сбежать, того и посадят в обезьянник, хоть в этом у горожан есть немного чести]. но под рукой что-то мокрое и вязкое – красная жижа обильно покрывающая ладонь. я резко одергиваю руку и виновато смотрю на дайка, плююсь любимым «чёрт» и уже направляюсь к выходу, то и дело повторяя это айзеку.

[indent] — они заплатят за ущерб, — напоследок кидаю я баристе и уже выбегаю с другом наружу. сирена приближается. завести мой старый фордик мы уже не успеем, поэтому я киваю в сторону подворотни, которая выводила на противоположную улицу, а оттуда можно было быстро перескочить в другую подворотню, откуда уже рукой подать до магазина комиксов, где и можно залечь на дно. я знал каждую подворотню, облазив все улочки города в детстве [сейчас мои пути строго ограничивались дорогой от бара в магазин и обратно]. забегая куда-то за мусорники, мы останавливаемся и прижимаемся к стене. сирена совсем близко и из-за непрекращающегося звона в ушах, я не понимаю с какой стороны идет звук. но мне все равно, потому что мы оторвались. не особо обратил внимание, кажется нас преследовали те тупоголовые бараны. топот их шагов отбиваю  чечётку по вискам.

[indent]— а тебе как удаётся выглядеть так ослепительно в любой ситуации, айзек?, — парирую на «комплимент» друга и начинаю смеяться, слишком громко, что сразу же затыкаю сам себе рот окровавленной ладонью, заглушая припадок. кажется эту кофту на мне не спасти, понимаю сей факт пытаясь одновременно стереть все остатки крови. смотрю в одну сторону подворотни [из которой шли], в другую [в которую направлялись], — я подарю тебе новые очки, — обращаюсь к дайку, усиленно делаю вид, что всё нормально, что всё прошло. моя самая обычная реакция в любой непонятной ситуации, или ситуации требующей объяснений. лучше сделать вид, что ничего такого не произошло. чтобы не оправдываться. потому что оправданий больше нет.

[indent]— как твоё плечо, бэтмен?, — обеспокоенно окидываю взглядом друга снизу вверх, надеясь, что эти уроды больше никак его не задели. иначе придётся их снова навестить и уж в этот раз окончательно добить. если бы не айзек, то я бы кого-нибудь там в кафетерии точно довёл до предсмертного состояния. убить не убил бы, ведь всё, что меня держит в этом мире мой младший брат лу и другие родственники, которые либо бросили меня [как моя кузина эрика], либо не планируют даже искать со мной встреч. — ты можешь сказать мне всё, что обо мне думаешь, я пойму, —