[indent] // — ты хоть на колено встал?
— конечно. даже на два.
леа одобрительно кивает. они молча курят, а затем до леру кажется доходит, потому что она отрывается от сигареты слишком быстро и неуверенно спрашивает.
— погоди. на два?
ян расплывается в многозначительной улыбке, а его брови приподнимаются.
— о. нет-нет-нет. ладно. заткнись. я поняла.
детуш хочет сказать, но леа закрывает ладонью его рот быстрее.
— нет. я сказала «нет», ян детуш. я не хочу знать подробности вашей интимной жизни.
он нежно, по-семейному убирает руку леи, прикуривает и на удивление молчит. леру качает головой неодобрительно.
— она просто святая, если согласилась терпеть тебя.
— она правда удивительная.
леа не верит, что это говорит ян. дело даже не в комплименте, который она слышит первый раз за всю историю общения с ним, а интонация с которой он это произносит. настолько трепетно и тепло, что леру сложно связать этот голос и своего друга вместе. ситуацию спасает шура, которая появляется за спиной у яна.
он видит, как глаза леи ловят его движение, когда он переплетает пальцы с мацукас, но не смотрит подруге в лицо. ему не хочется ничего объяснять. кажется, что лее нужны объяснения. леру же объяснения не нужны. объяснения ни одному человеку со стороны не нужны. все предельно очевидно для в с е х.
ну, кроме самого яна, возможно. //

if you must leave*
детуш видит красоту в разрушении. даже смерть для него акт искусства. все, что имеет конец; все расставания; все точки; могильные камни; завядшие цветы; финалы без открытого конца; непоправимость; точные выстрелы в лоб; огонь, что превращает все в пепел, словно ничего не существовало — все это приводит его в восторг.
когда лин протягивает ему телефон с новым сообщением, детуш не испытывает ничего. лицо непроницаемо. он читает сообщение, блокирует экран, словно все по плану, а затем стискивает зубы настолько сильно, что боль от напряжения отдает в виски. это, пожалуй, последнее, что он осознает, потому что дальше вся действительность сбивается в черную дыру, которая поглощает любое движение, любую мысль, эмоцию. поглощает даже на стадии появление. происходит то, что он всегда ждал и к чему готовился. к провалу. в его голове это всегда было ожидание такой американской горки, где у него перехватит дыхание, он не сможет вдохнуть, когда это будет нужно, а после того как сможет [он уверен, что обязательно сможет], ему станет больно.
в реальности ему не больно. а еще в реальности он не может вдохнуть. вернее дышать у него получается. грудная клетка поднимает и опускается все так же спокойно. но происходит это исключительно потому что тело работает автономно. без его участия. сам он ничего не решает. ян осознает, что теряет тактильные ощущение только тогда, когда глаза узнают чужие пальцы, которые сжимаются на его плече. это леа. детуш помнит, что обычно так делает леа. и он кое-как открывает рот, хотя сам не понимает что и на каком языке говорит. то, что его поняли, сигнализирует реакция остальных.
все так быстро рушится [прямо так как он любит], что даже подташнивает.
ян был бы искренне благодарен, что никто не задает вопросы, когда уходит по проходу, где еще недавно должна была пройти шура, но он не помнит. дыра жадно отбирает это воспоминание. она отбирает все, кроме ощущения, что он вот-вот исчезнет.
тело осторожно возвращается к нему во владение, когда он сползает по закрытой двери в ванной комнате. кончиками пальцев он пробует холодный кафель. рука все еще выглядит чужой, хотя нервные окончания уже абсолютно точно пробиваются к голове.
ян в немом восторге: как все стремительно становится историей. теперь поглощающий всю его суть и рациональность детский страх перестает быть страхом, а становится фактом биографии.
вот так просто. 

*leave as though fire burns under your feet

[indent] // он целует ее в плечо, когда уходит на встречу рано утром. шура все еще спит и ему приходится приложить титанические усилия, чтобы выйти из квартиры на уже по-осеннему холодную улицу, а не отменить все. он в принципе не в восторге, когда кто-то предлагает обсудить проект за завтраком, но с тех пор как ему приходится оставлять мацукас спящей дома, ян все больше придерживается идеи отказа от утренних встреч. внутреннее оправдание уходит корнями к тому, что «французы даже не говорят доброе утро, а значит утром не может быть добрым, а в свою очередь это признак того, что ничего хорошего с утра не стоит ждать, а это значит… все обсуждения после двенадцати». еще более глубокое оправдание банальнее. он даже спустя месяцы совместной жизни не защищен от того, что в однажды утром снова поймает себя на мысли, что мацукас слишком приятно_удобно_хорошо вписывается в его объятия [а любые ее бурчания скорее закончатся еще более крепким захватом] чтобы отказываться. чистый гедонизм. //

[indent] пока мацукас говорит, ян из последних сил держится, чтобы не встать на колени и не завыть_не попросить заткнуться. более ничтожным стать невозможно. кажется еще несколько её слов и он это сделает.

три.

[indent] ему уже будет так плевать как это будет выглядеть.

два.

[indent] шура закроет рот абсолютно точно, потому что не ожидает это от него, а значит хоть на несколько секунд, но замолчит.

один.

тишина.
он все еще сидит на месте.
а она щелкает зажигалкой.
сегодня бог есть.

[indent] — а я тебя не люблю, дорогая.
ян так долго молчит, что почти сипит. удачно складывается на самом деле. так позорный факт, что голос дрожит менее заметен. он шумно набирает воздух и прочищает горло, обнуляя состояние до заводских настроек. он выдерживает паузу, давая себе время, и умоляя самого себя не сорваться.

[indent] — и не любил.
говорит это спокойно и уверенно, как будто отвечает на вопрос, сколько сейчас время. профессиональная работа. годы опыта непоколебимы. снова выдерживает паузу. правая рука в правом кармане, левая в левом. а еще в левом её кольцо. сжимает с непривычной силой.
кажется, что чем сильнее сожмёт, тем менее беззащитен.
только кажется.

[indent] — не любил, когда приехал к тебе в клинику, ведь мне было глубоко нассать на твое состояние. когда вытаскивал из сраной секты, в которую ты сама и съебалась от меня. это ведь чистое удовольствие. лучше только следить за таблетками в аптечке.
исхудавшая, поникшая шура еще даже не стала воспоминанием. до сих пор маячит как один из вариантов развития событий, от которого у него все леденеет внутри.

[indent] — познакомить с самым важным для меня человеком перед смертью — ради забавы. угадала, детка.
детка произносит с таким ядом, что у самого во рту начинает кажется горчить.
ян не смотрит ей в глаза — будет уничтожен.

[indent] — о. а как мне повезло быть не удостоенным даже быть представленным твоей семье, ебаная ты лицемерка?
улыбается, закрывая ладонью глаза и сжимая пальцы на переносице, поэтому вся ругань выходит невнятной, едва ли не шепотом, а затем громко, чтобы шура слышала, но уже в сторону, рассматривая равнодушно что-то вдали, продолжает.

[indent] — еще указания раздает, что я не должен делать.

was I a mistake?*

[indent] — да, я такой лицемер. мне очень жаль, милая, что тебе пришлось быть в отношениях со мной эти три ужасных года.
детуш выдыхает это совершенно другим голосом в отличие от всего, что говорил до этого. без защиты, закрываясь усмешками и сарказмом. он сознательно говорит слово «отношения». за все три года ни шура, ни ян не произносят ничего подобного. жалеет, что отказался напиться.

[indent] он достает кольцо из кармана, не смотрит на него, зато теперь не отрывается от лица шуры, что сидит рядом, и бросает куда-то назад в траву, за их спины. хочется выдавить улыбку. ян согласен даже на такую, которую обычно встречаешь в малобюджетных фильмах, где актеры так же малобюджетно стараются. но не выходит — не дает напряжение в челюсти. не может даже разомкнуть губы.

[indent] — ты теперь наконец свободна от моего общества, шура, поздравляю. это мой свадебный подарок тебе.

*something to replace?

снова прячет руки в карманы, потому что он не уверен, что они не выдадут его.

[indent] — пока?

[indent] если раньше он готов был выстроить или сломать все вокруг только, чтобы не допустить, чтобы она оставила его, то сейчас его панически кроет от мысли, что она не уйдет. что еще раз заявится ночью к нему. ян тяжело и часто дышит.
это не вопрос, это немая просьба «умоляю, позволь мне оставить себе хотя бы этот мой самообман, ты же не такая конченая сука, давай скажи пока».

пощечина выбивает последний страх, от которого его крутит в почти рвотном спазме, хотя он не обращает на это внимание. слова — хорошо звучат. но они ничего не значат. ян обесценивает их, нейтрализует в своей голове в девяти из десяти. от того возможно и сам не частит с лишними словами. зато то как ее очевидно задевает его ответ; то как она на автомате сокращает расстояние между ними, словно в их самой обыкновенной ссоре, которая обязательно перетечет затем в другую плоскость; как капризно, не добившись желаемого, бьет по лицу — только после этого ее признание приобретают вес.
ее очевидная несдержанность отрезвляет, возвращает яну спокойную решительность. детуш смотрит в глаза шуре просто, без снайперского прищура, без загадок, а затем уверенно выполняет в полной мере ее просьбу.
— я люблю тебя.
признание звучит органичнее, чем это было в голове. но фраза все равно падает свинцом на траву между ними.
— и когда я предложил тебе стать моей женой, то это было исключительная усталость от постоянного придумывания поводов быть рядом. потому я хочу быть рядом.
детуш обнимает ее за талию, и шура сразу льнёт в ответ, чем вызывает его инертную улыбку.
— ты очень важна мне, — он целует щеку, а перед тем как поцеловать в другую, продолжает, — и горячо желанна во всех смыслах. мне не хочется называть тебя кем-то меньше, чем своей семьей.
сильнее сжимает в руках, вырывает то что еще едва остается от сигареты и тушит ногой. даже в такой момент мацукас не изменяет себе. у него проносится мысль, что запах этих сигарет и на том свете его буде преследовать.
— я умудрился обидеть тебя?
ее вибрации недовольства им буквально чувствуются через прикосновения, они не женаты, но многие мелочи женатиков давно знакомы, нет смысла отрицать один-на-один.
— ты тоже.
в голосе нет обиды, просто подводит фактическую часть.
— давай не будем так делать.
ян прижимается губами к ее лбу.
— я на твоей стороне. твоя команда. и ты моя.
он запускает руку в волосы и слегка трепет идеальную прическу даже в такой момент.

детуш неохотно светит фонариком телефона в траву. шура увлеченно что-то печатает, сидя надзирующе на стуле рядом. он присаживается, и мацукас мгновенно отрывается, как ребенок, который встречает родителей после закупки продуктов, но не увидев результата в сию же минуту, снова возвращается к экрану.
— давай найдем его утром. а сейчас пойдем мириться.
она отрывается медленно и приподнимает брови удивленно, глядя на яна. детуш улыбается во весь рот, так что зубы светятся даже в темноте. он знает ответ заранее, просто ему слишком нравится ее лицо, когда она злится.
— ищи.
он усаживается на траву рядом с ней, упираясь подбородком на колено.
— то есть если я не найду его, то мы спим в разных комнатах и никакого секса? совсем как все нормальные люди перед свадьбой?
мацукас знает, что ян это — усраться, но не сдаться. но даже в такие моменты, кажется, она удивляется его наглости. детуш не дожидается ответа и целует через ткань джинс коленку, а затем встает, протягивая руку.
— пошли.
шура смотрит на него скептично.
— да все я нашел, — расплывается в улыбке, показывая зажатое в пальцах украшение, — я спас нас от нормального брака, любимая. ты должна мне.
он подмигивает под ей тяжелый вздох.