какое чмо придумало машины? с одной стороны, идеальная задумка, некая машина времени, которая едет не уставая столько сколько тебе вздумается, не ноет, не говорит без умолку, просто просит иногда попить бензина, и на этом вроде все. точнее, на этом заканчивались мои познания о том, что нужно машинам. там скорее всего нужно было еще много чего, но я отказывалась в это верить. как и в то, что мне нужно было учиться водить. говорят же, что никто никому ничем не должен, так зачем я должна была сделать это для отца? одно было научиться водить, этот процесс хоть и был действительно болезненно-скучным и нудным, но еще хуже было кататься потом самой. вроде после того, как покатаешься месяц-два в машине с инструктором, то тебе станет легче и проще управлять этой адовой колесницей собственноручно? (нет). масло в огонь подливало еще парочка других острых факторов. первым было то, что я сдала на права около полутора месяца назад, а потом со спокойной совестью укатила во францию, искать любовь на лазурном берегу и в густых зарослях лавандовых полей. это была история для другого дня, но то, что я успела забыть все, включая свое собственное имя и то, как водить машину, за эту поездку было однозначным. второй фактор заключался в том, что машина была отца. он решил, что коли я так брыкаюсь на тему вождения, то нет смысла покупать мне свою собственную карету, мол еще рано. однако если я сейчас въеду в стену или же оставлю чирку на машине отца, это будет в десять раз более расточительно, нежели чем купить мне свой собственный автомобиль. all in all, tough life of being a teenager, am i right? однако с каждым месяцем на плечах оседало все больше и больше дерьма и я буквально всеми фибрами своего тела чувствовала, как детство медленно покидало мою головку, оставляя место лишь для взрослых загонов и проблем.

как, например, сегодняшняя. нервно барабаня пальцами по рулю отцовской машины, я пыталась разглядеть в зеркале заднего вида проезжающие автомобили. их поток был нескончаемым, а мне нужно было выехать из парковки магазина и умудриться не умереть самой и одновременно не убить кого-то другого параллельно. это было задачей буквально непосильной для меня. в голове пару раз пролетела мысль о том, чтобы выйти из машины и просто пойти пешком домой, пусть отец с ней сам потом разбирается. но это было не вариантом, я знала это слишком хорошо. видимо потому, что взрослела, мать вашу. мэй селест из прошлого так бы и сделала, мэй селест сейчас мучилась с этим непривычным чувством совести, которое в последнее время слишком часто играло на нервах. кому оно вообще нужно? блять, блять, блять.

окленд казался еще более убогим, чем до этого после приезда из франции. не убогим, конечно. «убожество» было слишком сильное слово для такого городка, как этот. просто невзрачным, серым. он меркнул по сравнению с живым и вечно мерцающим сан-франциско расположенным буквально в часе езды отсюда. иногда я задавалась вопросом, почему все население окленда просто не взяло и не переехало туда? была бы у меня возможность, я бы так и сделала. но сегодня история была не об этом, она была о том, что вперемешку с серостью, серостью и еще раз с серостью, я должна была выехать из своего парковочного места целой и невредимой. гипнотизируя зеркало, я все-таки уловила промежуток между проезжающими машинами и начала медленно давать назад. казалось бы, вокруг было столько зеркал — аж два боковых и одно в середине, а ведь еще и два других окна и переднее лобовое. как вы, сука, смотрите во все одновременно? у вас шесть глаз? мои два явно не справлялись, поэтому я медлила, мыкаясь взад и вперед на одном и том же пятачке. и все шло вроде бы гладко, пока разозлившись на саму себя, я резко не дала по газам, заезжая обратно на свое парковочное место, испугавшись машины проезжающей сзади. смотрела я, естественно, назад.

однако столкновение переда автомобиля с чем-то, а затем послышавшаяся ругань, дали мне понять, что если у тебя нет шести пар глаз, как у какой-то мутировавшей гадюки, то за руль садиться вообще не стоит. в свою защиту я могла сказать, что меня не раз называли гадюкой, но сегодня я, почему-то, не оправдывала ожиданий. ситуацию седлало еще более неловким то, что ругань послышавшаяся при столкновении прозвучала болезненно знакомо. к горлу подступил этот такой уже привычный метафоричный (а может быть и нет) рвотный рефлекс про который я даже вроде и забыла за последние пару месяцев. однако тембр голоса пострадавшего и забористая ругань говорила лишь об одном человеке. медленно разворачиваясь, до этого все еще приклееная взглядом к проезжающим сзади машинам, я молила бога о том, чтобы не увидеть в лобовом стекле знакомую кучерявую рожу. однако что-то мне подсказывало, что удача не была сегодня на моей стороне. судя по звукам, обладатель этого паршивого голоса, который только-только перестал ломаться, был явно жив, что усложняло мои дальнейшие действия. более того, мы с ним разошлись на совершенно мерзотной ноте благодаря кому? (звук барабанных инструментов) мне. той самой, которая я ваш крест мэй селест. мне хотелось зажмуриться и сделать вид, что этого не происходило до того момента, пока ему не надоест материться и он просто не уйдет дальше заниматься своими никчемными делами. однако в жизни, к моему большущему сожалению, не всегда получается так решать проблемы. я надеялась лишь на одно, что если кори и ударился, то пусть головой, чтобы у него навсегда отшибло обо мне память.

теперь, наблюдая за тем, как долговязая фигура кори вылезает из под моей машины и с ужасом понимает, кто сидит за рулем, мои сомнения были стерты в порошок. это действительно был циммерман. повзрослевший немножко за лето, даже вытянувшийся в рост, хотя казалось бы куда еще. какого хуя. в моей голове пролетела такая же мысль. а вы знали, что в окленде живет около четыреста тридцати тысячи людей? после такого факта вероятность нашего столкновения с кори была очень маловероятна. очень маловероятна. но как говорится, тебя тянет к любимым людям. видимо, нам с этим еврейским дэнди (нет) все-таки предстояло держась за ручки уйти в закат, ибо как-нибудь по-другому объяснить самой себе эти странно-пугающие повороты судьбы я не могла. медля, сама не зная, как поступать в таких ситуациях, я пялилась на мальчишку, который в ответку пялился на меня с весьма резонным предъявлением во взгляде, мол, что я тебе опять сделал такого, что ты теперь уже физически проезжаешься по мне трактором. нехотя отстегивая ремень безопасности (если честно, это людям вокруг меня нужен был ремень безопасности, потому что катализатором опасности в их жизнях всегда была я. вон, содранные коленки хуйммермана это самое настоящее тому доказательство), я вылезла из машины.

кровавые ладошки, больное колено, телефон, экран которого красивой бриллиантовой крошкой блестел на асфальте чуть поодаль. это была картина маслом. хорошо, что кори в этот раз хватило ума встать на ноги, потому что визуального повторения нашей прошлой встречи я бы точно не выдержала. — я вернулась. это звучало так глупо, что было даже немножечко смешно. лучше бы и не возвращалась, как говорится.
однако с последней нашей встречи изменилось многое. побывав за границами старшей школы, да и этого города в целом, я резко поняла, что счастье не в том, чтобы гнобить одноклассников. особенно таких одноклассников, как кори — итак обиженных жизнью с момента рождения. — я не планировала тебя убивать. честно. это тоже звучало тупо, но что поделаешь. еще за это лето я усвоила, что каждая фраза, исходящая из меня, не должна звучать будто бы она была из какого-нибудь нарочито-драматичного фильма нуар. разговаривать, как нормальный человек было скучно, да, но привыкать приходилось. еще к моим новым достижениям добавилось чувство вины, которое не давало мне покоя каждые десять минут, напоминая о всяких приключениях из прошлого, за которые должно было быть стыдно сразу, но догнало меня оно только сейчас. одно из таких «приключений» была моя маленькая (если честно довольно-таки большая, но я предпочитаю об этом думать, как можно меньше) история с фредди и кори, которая, скорее всего, обернулась им нехилым скандалом. более того, я покинула поле боя раньше времени, даже и не успев узнать, что там произошло после моих вбросов на тему беременности. стыдноватенько за содеянное было прилично. такая вот новая версия мэй селест 2.0, теперь даже со встроенной совестью.
кинув взгляд на бампер машины, чтобы проверить все ли с ней было нормально, я поймала на себе этот знакомо-осуждающий взгляд бывшего одноклассника. мол, ты действительно сейчас думаешь о своей чертовой тачке? ты не изменилась ни капельки. однако я изменилась! по крайней мере, мне безумно хотелось верить, что да, теперь я была совершенно другим человеком, более ответственным, честным (нет), совестливым (не до конца), добрым и любвеобильным (точно нет), членом общества. поэтому, повелеваясь своим новоприобретённым чувствам, я ощущала себя достаточно неловко в сложившейся ситуации. раньше, я бы села обратно в машину и уехала, даже и не задумываясь о том, что же дальше будет с кори. сейчас, где-то в груди у меня щемило это чертово ощущение жалости к нему, которое мерзко нашептывало на ухо всякие сентиментальные гадости вроде «у него же сломался телефон» или же «как он дальше пойдет домой». на секунду я даже почувствовала какую-то долю ответственности за содеянное и от этого захотелось блевануть в первую попавшуюся мусорку.
— я бы на твоем месте подобрала остатки телефона, — убирая прядь волос за ухо, я наклонилась над смартфоном. кажется, он все-таки работал.  удар на себя принял только экран. — бери телефон и садись в машину. это решение было принято спонтанно, но я знала, что с моей новой совестью шутки были плохи. еще одно хреновое воспоминание, которое было таковым по моей собственной вине, привязанное к кори циммерману, я точно не вынесла бы. я резко развернулась и хлопнула дверью машины, садясь обратно внутрь. кори до сих пор стоял на том же самом месте, не двигаясь. он походил на какую-то грустную статую вроде писающего мальчика, только без обнаженки.  он смотрел на меня странно. то ли пытаясь понять, что это был за очередной цирковой номер или ловушка. то ли до сих пор не оклемавшись после контакта с асфальтом. опуская окно, я высунула голову наружу, — сядь уже в машину, хуйммерман, я довезу тебя до дома. 

«не знал, что ты занимаешься благотворительностью. тебе не идет.»
хотелось сказать, что с тобой, циммерман, только благотворительностью и можно было заниматься, но я старалась держать язык за зубами. все-таки, новая жизнь, новая я. ешь, пей, люби, молись или как там было? неважно. важно то, что теперь я играла во взрослую и состоявшуюся во всем женщину. я ведь даже сидела за рулем и (аплодисменты в студию) смогла все-таки выехать на широкую дорогу полную проезжающих мимо машин со своего парковочного места. кори сидел на заднем сидении, видимо не желая находиться ко мне ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. а жаль, я думала мы все-таки поцелуемся в засос после долгой разлуки.
сначала мы ехали молча. тишина была настолько беспонтовой, что сначала я хотела включить радио, но передумала. наоборот, нужно было завязать диалог, может быть даже и извиниться за содеянное. ведь так люди справляются со своими проблемами с совестью, нет? по крайней мере я не понаслышке знала, что если написать в гугл что-то вроде «как вернуться в прошлое и исправить ошибки юности», то в ответ выйдет что-то вроде «простить своих врагов» или же «извиниться». никто почему-то не советовал вариант переехать в другую страну и навсегда забыть их имена, наверное, потому что он был менее востребован или что-то в этом роде. будто бы читая мои мысли (к этому моменту я была практически уверена, что мы с кори циммерманом ментально связаны и являемся самыми настоящими соул мейтами), он задал один из этих своих туповатых вопросов. можно было сказать, что я даже по ним соскучилась. я кинула на него взгляд через зеркало заднего вида. пожалела, конечно, что на мне были очки, ведь так хотелось закатить глаза и проигнорировать этот вопрос. но нет, сегодня мы играем в мать терезу, сегодня благотворительность — это наша самая главная цель. — я не уезжала навсегда, — нехотя выдавила я. конечно, мне хотелось сказать, что я здесь лишь временно, что еще пару недель и вот я опять выпорхну куда-нибудь далеко. туда, где нет кори циммерманов, их поломанных телефонов и разбитых ладошек. это было бы очень даже неплохо, но, к сожалению, нереально. конечно, мне было интересно узнать что же за слухи ходили про меня, раз даже мой кучерявый еврейский друг узнал о том, что я уехала. конечно же, это были бы очередные сплетни. мэй шлюха, мэй проститутка, мэй опять пытается захмурить какого-нибудь «папика». последнее, кажется, опять было правдой, но не до конца. там не было «папика», точнее, если бы сам папик узнал о том, что он квалифицируется, как папик, у него случился бы сердечный приступ. — откуда ты вообще узнал, что я уехала? наверное потому, что я перестала его гнобить в силу своей занятости другими людьми. интересный поворот событий, ничего не скажешь.

на языке крутилось это гнусное «как там фредди?», которое хотелось озвучить даже не потому, что мне было действительно интересно, как там фредди (хотя, конечно же, было хотя бы чуть-чуть), а потому что я хотела знать окончательно ли я разрушила их отношения. такие вещи надо было знать хотя бы для своего собственного спокойствия. однако как-то так резко, с пол оборота, мне не хотелось рушить волну не совсем приятных воспоминаний на хрупкие плечи кори. нет, конечно же, он точно так же как и я вспомнил о нашей последней встрече в тот момент, когда мы столкнулись взглядами (очень романтично), но можно же было быть цивилизованными людьми и притвориться, что этого никогда с нами и не случалось. нет, нельзя. но мы попробуем.
стоя на светофоре, я нервозно барабанила пальцами по рулю. в машине опять повисла тишина. в вялой попытке развеять ее, я последовала примеру кори и задала такой же туповатый вопрос, как и его предыдущий. — твой телефон вообще в мясо? да, конечно он был в мясо, мэй. ты сама видела, как остаток его экрана все еще лежал на асфальте, пока вы выезжали с парковки. — хочешь, я оплачу починку? это звучало очень неправдоподобно, будто бы я ждала, что кори скажет «нет, спасибо», потому что я и вправду жлобно хотела, чтобы он сказал «нет, спасибо». однако взглянув ему в лицо, которое пялилось на меня через зеркало, мне все-таки стало стыдно. кори циммерман итак был ходячим несчастьем, на нем это было написано будто бы со всех сторон. сейчас, проведя какое-то время вдали от него и жизни в окленде в общем, его мученический вид буквально резал глаза. как же я этого не заметила раньше. — я оплачу починку твоего экрана. сказала я еще раз, потому что кори молчал. на этот раз более уверенно, чем в первый. все-таки быть циммерманом было полезно — иногда ты все-таки пробираешь на жалость. — для этого тебе, правда, придется зайти ко мне домой. я буквально почувствовала, как кори начал протестовать против этого каждой фиброй своего тела, но не стала обращать на это внимание. — я выпишу тебе чек из книжки отца.
да, это стопроцентно было предлогом подольше задержать кори рядом с собой чтобы все-таки набраться смелости спросить про фредди. это было глупо, но разве я когда-либо руководствовалась чем-то умным совершая те или иные вещи?
проезжая мимо нашей старой школы мне хотелось открыть окно и плюнуть в него, но леди так не делают. хотелось открыть окно кори и предложить сделать то же самое, но, кажется, мы еще не были на том уровне отношений где можно шутить шутки. интересно, а когда-нибудь будем? мэй селест из прошлого стошнило бы моментально если бы я сказала ей, что сегодня я буду пытаться извиниться перед кори циммерманом своими корявыми и окольными путями. однако мне легче было подделать подпись отца, выписать кори чек, довезти его до дома и поцеловать в пупок, нежели чем извиниться в содеянном. может быть, если кори и фредди все еще были вместе, мне даже не придется извиняться? это ведь так работает, да? если ты не до конца что-то сломал, то это не считается.

машина въехала на парковку перед моим домом. не моим, конечно. это, как никак, был дом отца. однако от этого он не становился менее моим. по крайней мере, я была единственным человеком, который находился в нем больше всего. я уже слышала, как кори циммерман язвит на тему моих daddy issues, хотя чем больше я проводила времени на этой планете, тем больше убеждалась, что они есть плюс минус у всех жителей планеты земля. отцам очень хуево удавалось быть отцами, это факт. машина плавно тормознула в нужном месте — впервые за сегодняшний день. отстегивая ремень безопасности, я кинула еще один взгляд на кори. тот сидел на заднем сидении, буквально вжавшись в обивку. казалось, он хотел стать такого же темно-серого цвета, обзавестись маленькими морщинами, как любое хорошее кожаное сиденье и стать частью этой машины навсегда. что угодно, кроме как зайти в мой дом. зачем ты это делаешь? его вопрос звучал слишком знакомо. скорее всего потому что я уже слышала его раньше в другой, менее благоприятной обстановке. смешным было то, что тогда у меня действительно был ответ на этот вопрос. тогда, я могла как-то обосновать свою ненависть хотя бы чем-то. сейчас же, объяснять свою «доброту», которая со стороны, скорее всего, казалась похожей на то, как пауки плетут паутины для своих будущих жертв, я даже и не знала, что ответить. потому что мне тебя жалко, кори? потому что я просыпаюсь по ночам вспоминая ошибки из прошлого, а потом болезненно ворочаюсь до самого утра? потому что мне стыдно? потому что мне стыдно. этого всего я, естественно, не могла сказать моему новоиспеченному другу. — просто хочу помочь. это прозвучало пассивно-агрессивно. мол, как смеешь ты подвергать вопросам мою благодетель, неблагодарный? хотелось, конечно же, по-другому, но получилось, как всегда. выходя из машины и галантно открывая для циммермана дверь, потому что, как мне казалось, он отказался бы выходить из нее по-другому, я кивнула в сторону входной двери. — пошли, дома все равно никого нет. хотелось добавить, что и не будет я не знаю сколько времени, но пробивать на жалость было характерной чертой кори, а не моей. у каждого в этой игре был свой королевский титул.

дорожка на которой приветливо хрустел под ногами гравий, вела к крыльцу. вокруг двери до сих пор стояли большие горшки из под цветов, которые я перекрашивала от скуки в начале лета. цветов в них не было давно, в углублениях вместо них поселились всякие жуки. зато краска, которая стойко осталась на их округлых поверхностях, все еще держалась под палящими лучами калифорнийского солнца. дальше, проходя мимо горшков, виднелась входная дверь — большая и дубовая. звеня ключами, я отворила ее, проходя внутрь. я не знала, что кори ожидал увидеть за ней. скорее всего наряд слуг, которые все были одеты в какие-нибудь глупые костюмы французских гувернанток или же личный дворецкий, который сразу кинулся бы целовать мне ноги. что-то из этого рода точно. потому что никто не ожидает увидеть за дверью мэй селест дом с желтыми стенами где гробовая тишина стоит вечно и затмевает своей авторитетностью все возможные звуки. — чувствуй себя, как дома, — ухмыльнулась я, прекрасно зная, что у него это плохо получится. щелчок выключателя света озарил прихожую, которая моментами пугала даже меня своей стерильностью — минимум одежды вокруг, никаких зонтиков/туфлей/безделушек, а вместе с ней и лестницу ведущую наверх. тихо поднимаясь по ней я не могла заставить себя заговорить с кори. кажется, его пребывание здесь начало напрягать даже меня. фишка была в том, что за пределами этого дома я была мэй, которую знали все. внутри — мэй, которая была знакома только мне самой. ее сложно было описать словами, но она была везде в этом доме. в отметках роста на дверном проеме моей комнаты — те самые, которые помнили маленькую девочку с копной волнистых волос и озорной ухмылкой, в гитаре, которую я купила и как все девочки двадцать первого века, так и не научилась пользоваться, в книгах, которые мне дарила моя тетка и которые я никогда не дочитывала. здесь было слишком много личного. мне казалось, что приведя кори сюда, я грозилась потерять эту маленькую нетронутую моим чрезмерно быстрым взрослением часть себя. но для таких размышлений было слишком поздно.
вот, мы стояли у порога моей комнаты и слегка медля, я все-таки попросила его остаться ждать меня там пока я пойду брать чековую книгу отца. оставляя кучерявого мальчика посредине своей слишком девчачьей комнаты (первого мальчика, который здесь побывал, к слову. как бы смешно это и не звучало), я свернула за угол, направляясь в кабинет отца. там, ища глазами его книгу, я думала с чего же мой еврейский frenemy удивится больше всего — с моего ночника с принцессами или с кружевного лифчика, который, как я выяснила пять секунд назад, все еще висел на ручке шкафа с сегодняшнего утра.
заходя обратно в комнату и победоносно потряхивая в руке чековую книгу отца, я решила, что пусть лифчик висит на своем законном месте. в конце концов, кори его итак уже увидел. — надеюсь это та часть где мы красим друг другу ногти и болтаем о мальчиках. сарказм, хоть и был моим верным другом, в этот момент был совершенно бессилен. мне нужно было набраться смелости и спросить его о фредди прежде, чем я поставлю подпись на чеке и, скорее всего, никогда не увижу кори еще раз. вдох-выдох. это же не конец света, да? опускаясь на кровать, все еще не в состоянии привыкнуть к виду мальчишки в своей комнате, я принялась разглядывать детали ковра, вместо того, чтобы посмотреть ему в глаза. — насчет мальчиков… как там фредди?
если можно было взорвать дом не прибегая к поджогу или же к бомбам, то я это только что сделала. между нами повисла тишина, подобная только тем, которые случаются после громкого взрыва. поднимая глаза на кори, я наткнулась на его ошарашенное лицо.

«оставь нас в покое». нас. пару месяцев назад эта фраза ввела бы меня в очередной злобный бэдтрип, где я бы измывалась над кори циммерманом по черному и без концепции «тормоза». я бы сыпала гадостями, называла бы его глупым мальчиком, который возомнил себя героем шекспировской пьесы, наивным дебилом и мазохистом.  сейчас же, она разлилась каким-то неприлично счастливым чувством где-то в районе грудной клетки. что это было за чувство, ошарашено спросите вы, совершенно не веря своим ушам? если честно, я сама была не в курсе. возможно, это были тяжелые руки прошлых ошибок, которые только что снялись с моих плеч. возможно, это было ощущение триумфа над самой собой, ведь я наконец-таки получила убеждение в том, что я не конченая скотина. возможно, я была самой настоящей конченой скотиной, но по какому-то волшебному повороту судьбы мне удалось не до конца разрушить его жизнь. на фредди мне было плевать, если честно. я не боялась задеть его очерствевшую психику. скорее всего, он даже не поверил в мою псевдобеременность и даже на секунду не задумался о том, что это может быть правдой. он был взрослым со своим багажем тараканов, не одурманенный подростковой любовью, как кори. он не верил таким девочкам, как я и, соответственно, был изначально защищен от гнид нежного возраста. кори, однако, не был подготовлен к атаке, и я боялась, что его тонкая мальчишеская психика треснет окончательно после содеянного; что фредди бросит его, или он фредди (хотя я знала, что ему не хватит на такое бубенцов). я боялась, что в его глазах навсегда стала «той сукой, которая разрушила мое детство», не «детство» конечно, но все равно близко к таковому. теперь узнав, что они были все еще вместе, судя по слащавому «нас», который кори будто бы раненный теленок поспешил выпалить, совершенно не понимая как сильно он палил свои томные чувства к белобрысому патлатому говнорю и как сильно боялся его потерять. теперь в его глазах я кажется навсегда останусь «той сукой, которая попыталась разрушить мою первую любовь». красивый титул, ничего не скажешь.
оставалось самое сложное — извиниться. я могла, например, отправить открытку? на ней была бы какая-нибудь тупая картинка с улыбающейся собакой и радиоактивные неоновые цвета и блестки. внутри открытки могло бы быть красиво курсивом написано «прости. — мэй»  и эту историю можно было бы забыть раз и навсегда. однако я знала, что от таких извинений легче мне не станет. совесть была мерзкой штукой. с одной стороны, я прекрасно понимала, что кори срал с высокой колокольни на мои корявые попытки восстановить свою репутацию в его глазах, ему попросту было все равно. с другой, конечно же, мое подсознание не сможет просто взять и успокоиться если я не пострадаю публично хотя бы чуть-чуть. и, кажется, моя пора публично унижаться наступила именно сейчас.
поднимая руки в воздух, словно террорист на которого наставили все оружие мира и которому не оставалось ничего кроме как сдать себя органам власти, я поспешила уверить мальчишку, что оставить их в покое теперь было моей главной задачей. — я ничего от вас не хочу. просто хотела узнать все ли в порядке… смешно, не правда ли? кажется, если в этот раз он не удушит меня — это будет лучший день в моей жизни. в порядке все явно не было, потому что если было, то кори стер бы с мины этот мученический вид, может быть причесался для разнообразия, перестал бы слушать эмо музыку в наушниках или что-то в этом роде. если честно я мало знала про то, как должен выглядеть счастливый мальчик-гей в наше время, но что-то мне подсказывало, что циммерман не был идеальной моделью для такой концепции. — извини.

прозвучало безжизненно и пусто, в прочем, как и все мои два с половиной извинения, которые я делала в своей жизни. первое было тогда, когда я разбила мамину любимую вазу лет в пять, второй раз, когда я наступила кому-то на ногу в школе. в общей сложности, они не были настоящими извинениями. они были чем-то вроде «если я скажу это, то надеюсь, что ты от меня отъебешься», поэтому у меня не было опыта в чистосердечных монологах вызывающие жалкие чувства у людей вокруг. было лишь одно слово, которое я и толком то не могла произнести нормально, не могла дополнить какими-то другими словами, которые что либо значили. я надеялась, что кори, несмотря на всю его туповатость и странность, все-таки поймет о чем шла речь. если не поймет, то это была уже не моя проблема. это была его проблема. может быть, лет через пять сидя где-нибудь в другом штате он вспомнить сегодняшний разговор, вспомнит мое кривое «извини», подумает еще раз и поймет, что мне действительно было стыдно за содеянное. может быть, он меня простит, но это уже было из рода совсем уж футуристической фантастики.

старательно пытаясь забить неловкость хотя бы чем-то кроме этой уже присущей кори тишины, я вскочила с кровати, старательно пытаясь найти ручку для чека. в руки как назло попадалось все не то — карандаши, фломастеры, что угодно, но не ручка. я копалась над столом, который был завален всяким барахлом, тщетно пытаясь игнорировать практически два метра конфуза и детских травм, которые стояли у окна и пялились на меня в оба. у кори был этот взгляд испуганного оленя, который у некоторых мог вызвать желание заплакать или же открыть на его имя какой-нибудь благотворительный фонд для несчастных детей с хуевой судьбой. я же не знала, что он у меня вызывал. может быть, жалость. может быть, желание никогда больше не видеть это грустное лицо, чтобы самой ненароком не стать грустной. кажется, в кори циммермане собрались все те качества, которые я пыталась искоренить в себе. мне казался он слабым, потому что давал волю своим эмоциям и был словно открытая книга написанная на каком-то заумном иврите, который было совершенно невозможно прочитать обычным людям. я же всегда пыталась быть плотно захлопнутым томом чего-то очень старого и злобного, что даже и не захочешь открывать в страхе, что история написаная на пожелтевших страницах испепелит тебя в порошок. сейчас же, я больше напоминала какой-то жалкий словарик или путеводитель, который все затрогали до дыр, а обложка потускнела и выцвела от долгого пребывания на солнце.

сегодняшний день был высосан из пальца. он случился совершенно спонтанно, как и свойственно самым замечательным ошибкам этой жизни. его конструкция напоминала какое-то шаткое творение современной архитектуры, где фундамента не было вообще, а фасад состоял из неустойчивых металлических балок. двумя из этих балок были мы с кори — разные, но вынужденные находиться вместе, в одной истории, не потому, что так кому-то было надо, а потому что мы сами того захотели, пусть даже не до конца осознавая этого. если честно, зигмунд фрейд не только бы восхитился нашими отношениями, он бы основал бы на них какую-нибудь свою теорию построенную на психологических проблемах подростков и их сексуальных фантазий. к сожалению, фрейда не было с нами в этой комнате, чтобы он смог разложить наши мысли за нас. были только мы с кори — две последние клетки чьего-то мозга, которые старательно пытались вести между собой сбивчивые коммуникации и находить общий язык. хотя бы на сегодня.

кори говорит «спасибо» будто бы я подарила ему путевку на другой континент. но за время нашего знакомства я даже привыкла к его тупым фразам и даже научилась их вроде бы расшифровывать. конечно, кори хотел бы сказать, что я сука и мразь и что ненавидит меня, но на данный момент это все было завуалированно шторой прошлого, которое как бы там ни было было позади.
мое извинение и его «спасибо» вовсе не давали нам повода ощущать себя менее неуютно в компании друг друга. кори разглядывал стены с таким видом будто бы на них висели ранние картины пикассо, а я копалась в мусоре на столе так, будто бы это и вовсе был мешок с алмазами. кажется, я нашла уже пять разных ручек, но каждая из них была не того цвета или вообще не писала — удачный предлог, чтобы продолжить поиски в полусогнутом состоянии. это было похоже на какой-то глупый скетч для студентов по психологии, где представлены два индивидуума с моральными проблемами, которые пытались вести нормальный диалог между собой. в этот момент учитель бы поставил видео на паузу и с умным видом озвучил какой-нибудь красивый диагноз, который прилежные студенты записали бы в тетрадочки. но нет, это не было скетчем и учителя здесь тоже не было. были только мы и широченное море неловкостей и стыда.

«выходит, хорошо, что мы тогда друг друга не убили», говорит кори. на секунду я замираю, держа в руке только что найденную ручку, пытаюсь понять шутить ли он или нет.
кажется, шутит.
я пытаюсь сдержать глупый смех на случай если не шутит и это было его каким-то очень умным замечанием, но оно рвется наружу, и вот я уж смеюсь во весь голос.
на самом деле, шутки кори никогда не были смешными, они просто были, как червяки в земле или же засохшие бутоны цветов, которые хочешь выкинуть, но жаль. однако сейчас, в этой странной обстановке, где нервы были натянуты до предела, эта шутка была лучшим, что я когда-либо слышала.
«могли бы ведь.»
конечно могли. иногда я думала, что если бы вовремя не остановилась, то кори все-таки удушил бы меня на месте. или я, прикладывая чуть больше усилий, могла бы подарить ему хорошее такое сотрясение мозга и тогда наша история приобрела бы чуть другой тон. но этого не произошло. кори наладил отношения с фредди, я уехала во францию и успела разочароваться в человечестве, как в концепции в общем. кажется, жизнь пошла своим чередом даже после такого. хотелось спросить, неужели теперь так будет всегда? неужели взрослая жизнь — это мир без конца света? где после любого шторма все равно наступает утро и тебе приходится делать вид, что все так и должно быть? потому что сейчас не оставалось ровным толком ничего кроме как сделать вид, что все было в прошлом, что любовь и пацифизм снова одержали свою заслуженную победу.
—выходит, что да, иначе чем бы ты занимался сегодня вместо того, чтобы разглядывать мои обои, — улыбаюсь я, смотря на то, как кори глупо хихикает над своей же собственной шуткой. в комнате сразу же стало легче дышать.

забывшись на какое-то время, я вдруг вспомнила, что все еще держала в руках отцовский чек. опустившись за письменный стол, я начала медленно заполнять нужные детали его полей. — циммерман пишется с двумя «м» или с двумя «н»? спрашиваю я, — твоя фамилия слишком длинная и глупая, чтобы запомнить, как она пишется.
ставлю все нужные подписи (отцовская была заучена мной уже лет как пять и мне моментами казалось, что получалась она у меня более правдоподобно, чем у самого владельца), и передвигаю бумажку кори, который смотрит на мои махинации круглыми глазами, будто бы я продавала оружие на черном рынке, а не помогала ему с починкой телефона. — впиши все свои детали сам. надеюсь сегодняшнее падение не повредило твою память, - саркастично говорю я и сразу же мысленно хватаю себя за язык — слишком резко. — пожалуйста.
выдавливаю что-то вроде улыбки. надеюсь, я смогу купить твое прощение починкой телефона.
может быть, где-нибудь в параллельной вселенной нам все-таки удасться быть лучшими друзьями.

циммерман с двумя «м», как боб дилан. судорожно пытаюсь понять почему боб дилан. хотелось бы, конечно, сейчас взять айфон и прогуглить достоверность шутки кори. неужели у боба дилана действительно была такая же фамилия? мне всегда наивно казалось что его звали просто и лаконично бобом и диланом и ничем больше, но мир не переставал удивлять меня своими новыми красками. пропускаю шутку кори мимо ушей. в конце концов, он не был каким-нибудь красивым мужчиной лет за двадцать пять, чтобы я притворно хохотала над его шутками в попытках охмурить. наоборот, кори циммерман олицетворял все самое противоположенное и в этом был какого-то рода извращенный комфорт.
пишу его имя сама, так как кучерявый решил, что мои обои намного более интересные нежели чем происходящая ситуация. я не винила его в этом, если бы мне можно было бы сейчас смотреть на свои же обои с неподдельным интересом, я бы так и сделала. ставлю корявую подпись отца и вручаю чек кори, который все еще странно на него смотрит, будто бы я протягивала ему какие-то ценные государственные бумаги. смотрю на него словно он тупой и еще раз нарочито театрально протягиваю ему бежевый кусок прямоугольной плотной бумаги ценностью в сто долларов. отец, конечно же, заметит, но это будет спустя какое-то время, и я обязательно что-нибудь придумаю к тому моменту.

— если честно, кори, тебе никогда не поздно стать тоскливым учителем с перхотью, — улыбаюсь я. хотелось бы добавить, что для учителя хуйммерман был слишком туповатым, но я решила не обрубать тонкую и жалкую дружескую нить, которая медленно начала зарождаться между нами. звучало это, естественно, слишком поэтично, но для двух людей которые только и делали, что поливали друг друга говном пару лет подряд, совместно смеяться над шутками уже было большим достижением.
представить кори взрослым было сложновато. я оценивающе взглянула на его черные кудряшки, которые вполне могут стать седыми, поредевшими. на носу могут появиться очки в круглой оправе, как у гарри поттера или раввина. или у раввинов прямоугольные очки? не знаю. знаю то, что кори не шла старость. она вообще мало кому идет, но кори точно нет.
я же норовила превратиться в свою собственную мать с прокуренным голосом и толпами никому не нужных старых беспорядочных связей, новой «счастливой» семьей и новым мужем, который покупает ей розы на каждый праздник, а она терпеть не может розы. ну такое себе. я всегда думала, что было бы круто умереть молодой и красивой, но чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, как тупо это звучит. всем в итоге придется состариться и умереть уродами.

так себе перпесектиаы.

на вопрос кори насчет будущего хотелось ответить все и сразу, вроде «не знаю», «а ты знаешь?», «кто-то вообще знает?». еще хотелось послать его нахуй с такими каверзными заявлениями, потому что ну правда кто такое спрашивает. я понимаю, когда таким интересуются взрослые, которые возлагают на тебя большие надежды, вроде дальних теть или бабушки с дедушкой. но только не свои же сверстники.
— не знаю. если честно я вообще уже очень плохо разбираюсь с тем, что будет дальше, — на секунду меня озарила мысль о том, что кори, скорее всего, думает, что я со всем разобралась. что было логично, конечно, учитывая то, какой сукой я всегда была по отношению к нему в школе и как старательно позиционировала себя как удачливую во всех начинаниях дочку богатенького папика. — если вкратце то нет, вообще не знаю, что буду делать дальше. на самом деле оказалось, что папик никогда не сможет купить ни талант, ни желание его искать. не все можно было починить фальсифицированным чеком в сто долларов, а жаль.

как оказалось, во взрослом мире очень сложно выебываться и угрожать всем подряд, чтобы получить то, что хочешь. точнее, такое очень редко прокатывает. люди, в своем подавляющем большинстве, очень часто проходятся по тебе танками чаще, чем ты успеваешь даже увидеть угрозу вдалеке. может быть, жизнь кори наладиться по окончанию школы, ведь вокруг больше не будет мерзких девочек вроде меня, которые только и делают, что пытаются унизить тебя по всем возможным канонам. в моем же случае, я не представляла из себя ничего кроме как красивого личика и пары хороших колких фраз. в какие места, интересно, берут с таким резюме?

— а ты? решил, что будешь делать дальше? с другой стороны я бы очень сильно удивилась, если бы кори циммерман сейчас пошел бы в университет, отучился бы по какой-нибудь скучной профессии и прозадротил остаток своей жизни на работе, которая вызывает у него рвотный рефлекс. видимо, ему все-таки не суждено было стать профессором с перхотью и вонючим дыханием. а жаль, это была бы интересная картина.