casey darling, 25

cody fern

сан-франциско; безработный; гомогибкий; холост; водолей

я часто слышу, что я ужасный сын. отвратительный. хуже и представить нельзя – даже в кошмарном сне. образцово-показательный ублюдок, из которого по всем законам американской литературы, до ужаса трепетно лелеющей подобные образы, должен был получиться маньяк-психопат. моим родителям стоило бы придушить меня в колыбели, но, к несчастью, они проявили сердобольность – и теперь, кажется, весь ебаный мир готов выразить им свое сочувствие.
все это – такая херня, если честно. жидкая, как манная каша, история о слишком сильно любящих отцах и неблагодарных детях, в каком-то смысле почти философская – о добре и зле. только смысла в ней все равно – ни на йоту, один только шум и одна только ярость. пойми меня правильно, я вовсе не пытаюсь выставить себя в выгодном свете, обелить себя в твоих глазах – я просто в самом деле не так плох, как некоторым хочется думать.
по правде сказать, мне совершенно плевать, кем ты меня видишь – тщеславным монстром или маленькой девочкой, которой злые взрослые сломали жизнь.
я – человек, у которого с самого начала было чуть больше возможностей, чем у других. только и всего.
уезжая в эл эй, я вовсе не рассчитывал на то, что четыре года спустя моим родителям придется вытаскивать меня из истории с отчетливо гнилостным душком. сомнительной истории. ничего интересного, на самом-то деле. плохая компания, дурные наклонности, немного наркотиков при себе – и вот ты уже стоишь перед судом славного золотого штата и смотришь в будущее, в котором тебе светит до года лишения свободы. не первая полоса лос-анджелес таймс, но приятного мало. оказываться в рехабе я тоже не планировал – это, знаешь ли, такой себе курорт. своего рода манновская «волшебная гора» - по счастью, за два месяца моего отсутствия третья мировая начаться не успела.
в клинике я начал писать четыре песни – все о любви и все дерьмовые. не закончил ни одной – и даже осудить сам себя не могу. единственным, что тогда вызывало во мне чувства, напоминающие любовь, были вещества из списка запрещенных, а посвящать песни своим взаимоотношениям с кокаином – если честно, все это уже было и было сделано гораздо изящнее.
рецептурные препараты с забавными побочными эффектами вроде стремительно формирующейся устойчивой зависимости – второй по популярности вид наркотиков в сша. без малого двадцать лет спустя мы все еще остаемся нацией прозака – похвальная верность традициям, почти то же самое, что индейка на день благодарения. третье место занимает кокаин. мы же не депрессивные стареющие домохозяйки, от скуки жрущие валиум горстями, правда? мы же вечно юные, блять, декаденты.
…заблудшие дети, не ведающие, что творят, говорит адвокат, нанятый за деньги моих родителей. чьи-то глаза предательски увлажняются на этой ноте. вам представляется уникальный шанс сделать доброе дело и спасти чужую мятущуюся душу от греха и последующей геенны огненной – не проебите его. второго не будет. каждый второй втайне мечтает выслужиться перед всевышним – верить для этого вовсе не обязательно, достаточно чуть-чуть бояться – и меня выпускают под залог. незадачливому джеремайе лейбовицу, с которым мы трахаемся в ту памятную ночь, когда меня ловят копы, везет чуть меньше – два с половиной года за решеткой кажутся мне убедительным доказательством справедливости теории естественного отбора. его могли бы отпустить за примерное поведение, но вряд ли отпустят. он кажется человеком с паршивыми манерами.
я мог бы с легкостью соорудить из всего этого жалостливую историю о том, как несправедливо обошлась со мной жизнь, лишив меня самой большой любви и всяких перспектив на будущее, знаешь. историю, которая наверняка разошлась бы многомиллионным тиражом. хочешь? ты тоже в нее поверишь.
я знаю, что – поверишь. все верят.
у меня выгодное амплуа очаровательного ублюдка, глянцево бесстыдное, как задница купидончика с очередного шедевра эпохи ренессанса, название которого никому ни о чем не говорит. мне стоило бы, наверное, задуматься о карьере актера или страхового агента, но обманывать людей за деньги – ниже моего достоинства.
не стоит думать, что у меня совсем нет принципов, знаешь. десять заповедей – конечно, слишком много для меня, но некоторые из них я чту свято.
не сотвори себе кумира, например. в какой-то момент обнаруживаешь себя запросто беседующим с джимом моррисоном – и после american prayer звучит скорее исповедью, записанной у меня на кухне похмельным утром, чем откровением свыше. а выше, чем моррисон – куда?
каждую субботу я разрушаю все созданное до, как маленький разбушевавшийся божок в приступе делирия. собираю заново – раз за разом. ебаный демиург из сан-франциско, мучимый похмельным синдромом и бесплодной яростью.
я краду бокалы из баров, которые ненавижу сильнее прочих. они выстраиваются на кухонной полке причудливой вереницей, и я раз за разом переставляю их в очередном приступе обсессивно-компульсивного расстройства, переебывающего с завидной регулярностью.
я цепляю в клубе очередного поддатого красавчика, извивающегося под бритни спирз бездарно, но эмоционально. мы трахаемся, шумно и пресно, я предлагаю ему не оставаться на ночь. он не остается. чувство эйфории не возвращается. мы с ним знакомы чуть больше часа, когда я говорю ему, что он – гребаная любовь всей моей жизни. мы объебались мдма и потому лижемся так старательно, как будто нам вот-вот перестанет быть шестнадцать. нам обоим слегка за двадцать, но волнует нас это удивительно мало. я весь вечер порываюсь ему отсосать – повторяю, как заевшая пластинка, стоя перед ним на коленях, что я просто пиздец как его люблю. а потом крошка молли оставляет нас наедине – и мы перестаем заниматься любовью и переключаемся на секс. чуть более прозаично, но, во всяком случае, у тебя есть шанс кончить.
а потом он говорит мне, что это был такой тест на сексуальную ориентацию.
ну что же, говорю. кажется, ты его провалил.
когда-нибудь я разобью тебе ебало.
договорились. главное – не сломай мне нос.

facts:
1. отец – преуспевающий бизнесмен, владелец разномастных заведений общепита по всей калифорнии, от придорожных забегаловок до ресторанов – без мишленовских звезд, но с претензией. все начиналось с семейного кафе «suzie darling» - кейси всегда казалось, что для стрип-клуба среднего пошиба это название подходило куда больше, но нуклеарные ячейки всея сан-франциско с ним были не согласны, бизнес приносил доход, расширялся – и в конечном итоге весь штат покрылся весьма густой сетью закусочных, ресторанов, дайнеров и ресторанов от крошки сюзи. в лучших традициях дерьмовых фильмов про мафиози и их вдовушек.
2. лет до пятнадцати кейси выглядел ровно так, как полагается ребенку человека, сколотившему состояние на продаже еды: пухлощекий светловолосый подросток с нездоровой любовью к хот-догам и кока-коле и плохим зрением. от проблем с самооценкой пытался спастись сначала отцовскими деньгами, в пятнадцать перешел на линзы. к восемнадцати пришлось сбросить фунтов тридцать, сделать лазерную коррекцию зрения, освоить амплуа тщеславного мудака. на самом деле реагирует на любые комментарии по поводу своей внешности весьма остро - гораздо острее, чем хотел бы.
3. рвался изучать изящные искусства, но бросил университет, не доучившись и первого курса – и гордо заявил отцу, что академическая серость душит в нем свободного художника. уехал в лос-анджелес на поиски творческой стези, сколотил там группу, состоящую из таких же не слишком талантливых, но амбициозных ребят. они даже пару синглов выпустили – а потом развалились с треском, в лучших рок-н-ролльных традициях.
4. не слишком расстроился – на тот момент кейси уже плотно тусовался с компанией молодых и дерзких, которые охотно слушали его истории о его нереализованных творческих амбициях, пили шампанское по четвергам и расширяли сознание всем, что попадалось под руку.
5. чуть не загремел в тюрьму за хранение запрещенных веществ, но подсуетившиеся родители внесли залог – и он был благополучно отпущен на все четыре стороны. другим молодым и дерзким повезло меньше, увы. после двух месяцев, проведенных в клинике, вернулся в сан-франциско – не слишком охотно, конечно, но тон, которым отец поставил это условие, был весьма категоричен. с наркотиками завязал, но от прочих радостей жизни отказываться не спешит.