elizabeth westbrook, 24

kaya scodelario

лос анджелес; суицидница; гетеро; я в аду; телец

//жизнь не цацкается с твоим багажом,
юность — просто тренажёр, все вопросы после.//

отец элли кричит на неё громче обычного, что она – ничтожество в этом доме и единственный её плюс – возможность выдать её удачно замуж. он её не терпит, хотелось бы сказать, что всё началось в четырнадцать, когда умерла мать, но всё было задолго до этого. он курит красный винстон и элли его ненавидит. он кричит каждый вторник, каждую пятницу и каждый понедельник, когда похмелье заставляет его блевать в туалете на первом этаже дома. элли плевать, ей плевать на мир вокруг, плевать на всё, что происходит в ней и вне неё. элли уэстбрук мечтает умереть. у неё руки забиты татуировками, что перекрывают шрамы от порезов, у неё уже три попытки суицида, к сожалению, все неудачные. уэстбрук не сама прилежная ученица класса, не призер соревнований по спортивной гимнастике и художницей она тоже никогда не была. элли – провальный проект её отца, ведь мать погибла задолго до того, как элли начала формироваться как личность. отец все её пубертатские годы был занят тем, чтобы устроить удачно свой хуй и при этом не потерять бабок, на этом всё. она не любит отца ровно столько же, сколько он не любит её. он говорит, что она обязательно должна выйти замуж за того, кого он выберет и вообще, пора выкинуть все её кожанки и колготки в сеточку. элли показывает ему фак и громко хлопает дверью. бесит.бесит.бесит. кусок говна. ей на двадцать первый день рождения бабушка с дедушкой дарят квартиру, говорят, что она уже взрослая, что надо бы учиться жить, найти работу. эл смешно, у неё трастовый фонд с миллионами, единственный плюс быть дочерью мужика, у которого ювелирная компания. уэстбрук модная девочка, у неё 40% акций фирмы, что принадлежали матери и с совершеннолетием эл перешли ей, но ей плевать на деньги. единственное, что интересует элли уэстбрук это таблетки, смерть и джона майлз.

//за хвост и пьяную домой, пьяную домой,
всех лохов к стене, я заберу тебя с собой.//

эл смотрит в лицо человека напротив, через пластиковое стекло, которое, по слухам, должно выдержать даже напор под сто двадцать пуль в минуту, но не уверена, что знает его. он шипит в трубку: «элли, ты обязана меня дождаться», но она смотрит словно мимо, ей не нравится вот это всё, ей не нравится вот эта вот блядская жизнь, где он по ту сторону, где он, совершенно ей незнакомый. она поджимает губы и ничего не говорит, эл не дает обещаний, которые не может сдержать. и здесь дело ведь даже не в её желании найти замену, уэстбрук как никто другой знает, что заменить невозможно, что любой последующий будет лишь жалкой китайской копией с алиэкспресса. т а к о г о уже ни с кем не будет. её пугает сам факт, что придется действительно выживать/жить ещё черт его знает сколько, что ей не умереть будет, а ведь так сильно хочется.

джона в двух шагах от неё и всё это кажется сюрреализмом. он здесь. с ней. с концами? ей хочется руки вытянуть, коснуться, чтобы понять, что он – действительно не плод её больных фантазий, не плод таблеточных игр. тихо шепчет: «я тебя ненавижу», просто потому что любить из них никто никогда не умел. они просто больные и больны друг другом, с поехавшей крышей и извечным адом. элли в очередной раз тушит окурок о запястье, демонстративно, дабы показать очередной размазанной тональником nyx бабе, что вполне может проехаться её мордой по барной стойке, собрав все стаканы. джона смеется заливисто, когда в очередной раз в хлам разъябывает ебало мужику, который решил, что эл обязательно должна поехать с ним в отель. уэстбрук танцует на барной стойке и кричит громко, во все лёгкие, майлз смотрит из-под густых ресниц так, словно сейчас засунет свой кусок в горло каждому, кто будет на неё смотреть, чтобы после забрать её домой.

//ты хочешь танцевать до утра, слышишь, ты только моя,
ты моя, ты моя, ты моя, но опять головняк.//

эл закидывает ноги на колени майлза, пока он педаль вдавливает в пол, на спидометре выбивается сто двадцать километров в час. всматривается в его профиль и понимает, что он – её проклятье, что он – её погибель. элли мечтает умереть, совсем скоро, чтобы он её убил, правда, без каких-либо шуток. чтобы он поглубже лезвием свое имя вырезал на её запястьях, а потом целовал её губы, пока она будет делать свой последний вздох. а потом он откинется следом, потому что они умеют существовать только в тандеме, по-отдельности их нет. есть только «элли и джона» и нет никаких «джона майлз» и «элли уэстбрук». она не хочет по-другому, не хочет, чтобы было не так. не хочет возвращаться обратно в детство, дабы стать лучше. эл не хочет быть прилежной ученицей и любимой дочерью отца, гордостью школы и красного диплома в университете она тоже не хочет. элли хочет, чтобы майлз смеялся ей в лицо, распивать с ним одну бутылку виски на двоих и пальцами по его груди вырисовывать бессмысленные узоры, значения у которых не существует. только вот, элли не умеет. она умеет сбегать к кому угодно, чтобы вернуться к четырем утра на порог майлза и устало смотреть в пол. элли умеет игнорировать его звонки, чтобы он сорвался с места и бросился её искать, пока какой-то левый мудак зажимает её в туалете бара. элли умеет искать фальшивки везде и повсюду, несмотря на то, что заведомо знает, что оригинал никто никогда не заменит. хватит уже сопротивляться, элли.

//я перестаю понимать, но что-то обязан сказать,
палево в наших глазах, но я так люблю этот взгляд.//

эл курит мальрборо голд, пьет whiskey on ice и тушит окурки о собственные запястья. эл плевать на жизнь в её привычном понимании. у неё дома стены исписаны непонятными существами, потому что у эл не всё в порядке с головой и который день она не может нормально спать, потому что спиды не позволяют/не отпускают. она рисует черным маркером сразу чистовик по стенам, ни одного красочного цветочного рисунка, всё только ядовито черно-красное, элли очень любит эти цвета, они как она – адовые. уэстбрук ждет поездки в ад как малолетка ждет свой первый секс на вписке, словно ярче воспоминаний ни от чего в жизни уже не будет. глотает чуть больше таблеток чем надо, мешает их с алкоголем, чтобы уже, сука, наконец-то, умереть, но не умирается, понимаете? словно элли уэстбрук не сдалась ни богу, ни дьяволу тоже, словно элли уэстбрук это что-то совершенно иное, вопреки всему, что было до.

элли живет в семи минутах от центра города, курит на балконе и кладет очередную таблетку на язык. элли улыбается ночи, потому что ночь – её лучшая подруга до скончания веков. она смотрит в низ чаще, чем стоило бы, в надежде, что её стеклянное ограждение на балконе однажды свалится под натиском её веса. забавно, ведь элли лишь угасает, на весах стабильно -1,5 килограмма за неделю, а рёбра выпирают жесткими острыми копьями. у неё спросят: элли, ты что, собой не довольна? элли, зачем ты худеешь? а уэстбрук просто на таблеточной диете, уэстбрук просто может не есть сутки потому что забыла. ей плевать на собственное существование, она бьет новую тату каждый четверг на самых больных местах, что есть, но финальным будет «the doberman» на ребрах.