единственное по-настоящему дерьмовое в опозданиях – тот факт, что тебе приходится оставаться трезвым по меньшей мере минут двадцать, что в окружении успешно объебавшихся всем, что попалось им под руку, людей кажется вечностью. по меньшей мере – пожизненным сроком в самой хуевой тюрьме штата, только вместо оранжевых роб на них – дурно сидящие дизайнерские шмотки. они еще не поняли, что недостаточно натянуть на свою утлую задницу кожаные брючки из последней коллекции celine, чтобы стать новой (такой же, как и все предыдущие, такой же быстротечной, как и все земное) чахоточной музой эди слимана, но, черт возьми, они действительно стараются. каждый второй здесь – творческая, тонкая натура, ковырнешь поглубже – детки промышленников, акул бизнеса, финансовых воротил и наследников империй по производству презервативов. мой отец – локальный фастфудный мини-магнат, и, хотя я предпочел бы, конечно, что-нибудь вроде рынка недвижимости или торговли кровавой нефтью с ближнего востока (испытывать что-то похожее на гордость так было бы куда проще), это, в целом, история ничем не хуже других.
даже лучше, учитывая, что выглядят они все довольно паршиво. половину я не встречал ни разу в жизни, половину оставшейся половины я видел только однажды и ничего о них не знаю, кроме самого по себе малозначительного факта их существования. смущает ли меня это? не слишком. я легко завожу друзей. протискиваюсь к барной стойке, чтобы взять себе что-нибудь выпить, параллельно пытаясь вспомнить, кто из этого роя блестящих ос – инициатор сегодняшнего веселья.
вернее – кто этот человек с невероятно хуевым музыкальным вкусом, пригласивший в качестве диджея уебка, начисто лишенного чувства прекрасного. бам-бам-бам, мне нужно объебаться значительно сильнее, чем я планировал, чтобы заставить себя танцевать под это. чтобы заставить себя хотя бы пошевелиться в сторону танцпола.
а я вообще не слишком люблю заставлять себя делать что бы то ни было.
после второй маргариты мне становится немного легче – в конце концов, было бы сильным допущением считать, что мы здесь ради музыки. король поп-музыки уже десять лет как в могиле, а рок-н-ролл умер еще раньше, все прочее – пляски на костях под ретро-хиты восьмидесятых и бледные, выцветшие их подобия, записанные прыщавыми тинейджерами с ютуба, которые вдруг проснулись знаменитыми.
очень иронично, если учитывать, что по меньшей мере пятнадцать человек из собравшихся, включая меня, лелеют в том или ином виде амбициозную мечту прорваться в биллбордовский hot 100, но с другой стороны – в тот момент, когда отдых становится работой, тебе остается только пулю в лоб пустить или, забравшись на голливудские холмы, повеситься там на перекладине буквы h.
квинтессенция лос-анджелесской пошлости.
я – ходячее клише, мы все – ходячие  клише, что еще мы хотим друг от друга?
некое миниатютюрное, невзирая на собранные в конский хвост волосы и опасно тонкие тринадцатисантиметровые шпильки, видение материализуется возле. в руке бокал с чем-то ядовито-красным, юбка едва прикрывает задницу. явно не потерялась в толпе, просто очевидно заебалась лавировать в толпе малознакомых лиц и решила отдохнуть у спасительного алкогольного оазиса. прекрасный план. полностью его разделяю.
нестерпимо хочется озвучить ей мою идею ритуального повешения во славу гламура и торжествующей пошлости, но, наверное, это было бы слишком – для первых пяти минут знакомства?
мы даже не знакомы, впрочем.
кейси!
на лице томми – беспокойство на фоне перманентного восхищения самим собой, сочетание настолько забавное, что мы с девицей прыскаем одновременно. томми – самый карикатурный гей, которого только можно представить, от него за милю пахнет каким-то убийственно сладким парфюмом и мятной жвачкой, которую он не вытаскивает изо рта, наверное, даже когда сосет своему очередному бойфренду-на-всю-жизнь, которые меняются примерно каждые два месяца.
не осуждаю, почти завидую. я не выдержал бы двух месяцев.
томми целует воздух возле моей щеки, я закатываю глаза – и девица салютует мне бокалом, одними губами шепча «удачи».
кажется, это любовь, кажется, нам придется пожениться где-то в конце этого фильма, за пять минут до финальных титров, как вам такое?

наутро у меня болит голова – спасибо дерьмовой музыке, двум маргаритам, превратившимся в пять маргарит, и абстинентному синдрому. под абстинентным синдромом я имею в виду тот факт, что никто в этой тусовке разрисованных пидорасов не додумался угостить меня чем-нибудь более интересным.

два дня спустя телефон вибрирует под подушкой, оповещая о новом сообщении.
«привет. это тринити».
что, блять, такое тринити?

твои родители назвали тебя в честь испытаний ядерной бомбы, серьезно?
не хочу ставить под сомнения твои интеллектуальные способности в первые пять минут, но – ты что-нибудь слышал о христианстве?
понятия не имею, какого утешения томми искал в моем лице, но, не найдя его, бегло представляет нас друг другу, как будто никому не плевать, кейси – тринити, тринити – кейси, веселитесь, детишки.
отличный совет, не будь здесь скучнее, чем на похоронах.

«привет. что-то случилось?»