T O O X I C |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » T O O X I C » доигранные эпизоды » я стою на пороге чего-то большого, как солнце
я стою на пороге чего-то большого, как солнце
“Я стою на пороге неизведанной тайны / неопознанной карты, ведущей в большой океан / и теперь нет бесплодных забот и метаний / новый свет, новый день начинается там. | ||
calvin & may / oakland / end of august' 2020
Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце, а исполнившееся желание – как древо жизни.
(Притч. 13. 12)
солнце только принялось выходить из-за облаков и еще не давало тепла. северный ветер беспокоил лицо, поднимал густые черные локоны, сдобренные доброй порцией душистого лака. костюм, удачно подобранный, подчеркивал изящную фигуру, а вот бабочка неприятно душила и давила на шею. как веревка, за которую скоро меня поволокут к алтарю по дороге, усыпанной лепестками белых роз. невеста всегда мечтала о таком украшении, но, бьюсь об заклад, она мечтала о женихе, который ее полюбит. мечты не сбылись, я безропотно плелся за организаторами, вяло следуя их указаниям. совсем как на репетиции. сэм улыбалась.
белый цвет слепил, когда солнце падало на него, но что поделать, он был главным атрибутом всех свадеб - счастливых и несчастливых. цвет невинности, безоблачной надежды на будущее и красивых мечт. если бы цвет выбирал я, клянусь, выбрал бы черный. как протест всем существующим правилам, которые так тяготили меня.
гости восхищались невестой - притворно или искренне, но все одинаково раздражали меня. сэм действительно выглядела сегодня лучше всех других дней, не угнетенная бытовыми обязательствами. ей сделали прическу - высокий пышный хвост из накладных волос, ведь она носила короткие. очередное притворство, набившее оскомину в первые же минуты. румяна, матовые тени, смольные ресницы и приятно поблескивающее лицо. аккуратное женственное платье без излишеств вроде пышной юбки или затяжного корсета. открытые плечи и тонкие руки, в волнении теребящие симпатичный букет. меня тошнило от этого вида. но гости продолжали парад комплиментов, сэм расцветала, поэтому мне приходилось поддаться всеобщему настроению, выдавливая благодарную улыбку. львиная доля похвалы предназначалась и мне.
список гостей составляла сэм, я не принимал участия в подготовке этой самодеятельности, развернутой только из-за давления общества и устоявшихся традиций. но, пробежавшись по тексту накануне, я узнал о приглашенной семье селест, мгновенно закатывая глаза и с молением взывая невесту к благоразумию. к чему лебезить перед едва знакомыми людьми? этим я оправдывал свое нежелание лицезреть отца и дочь на нашей с сэм свадьбе. но невеста была настроена решительно: состоятельный и уважаемый человек обязательно должен присутствовать, позволяя гостям вдоволь посудачить меж собой. к тому же, сэм надеялась на дорогой подарок. а мистер селест был обходителен и мил, принимая ее приглашение. она просто не могла устоять.
я чуть не сгорел со стыда, встречаясь с последним в аэропорту лос-анджелеса, буркнув приветствие под нос. мне хотелось тут же уйти, убедившись в передаче "ценного груза", но он удержал меня за рукав, выпытывая подробности обучения своей дочери. конечно, я рассказал все, только утаил самое главное. мэй и сама, будто отыскав наконец маяк спокойствия и поддержки, только спряталась за спину отца и поддакивала, не смотря на меня. так мы и расстались, но я еще долго смотрел им вслед, вспоминая теплый ветер от дороги, бирюзовый кабриолет, гладкую кожу и персиковые губы - сладкие и пышные. потом сэм увлекла меня за собой, и целый месяц я пытался не вспоминать о милой франции и запретной ночи. у меня были другие хлопоты и заботы. подготовка к свадьбе заняла почти все мое время, не оставляя места для занятий, чтения книг и привычного спокойствия.
- кэл? будущая миссис клементи теребила меня за плечо, призывая вернуться в реальность. она привыкла к своему вечно витающему в облаках профессору, а я с нежеланием возвращался к ней, погруженный в собственные мысли. становилось все больше народа, они топтались по рассыпанным на траве белым лепесткам, подходили к накрытым столам, пробовали виноград и симпатичные бутербродики с зубочистками. я оглянулся, будто видел все это впервые. сэм постаралась, все были довольны. торжество проходило в небольшой рощице. сюда вынесли все необходимое, была здесь и красивая арка - две аккуратные белые колонны, опоясанные цветами и небольшой столик для священника (?). я улыбнулся, на этот раз по своему желанию и весьма искренне. сэм не заслуживала, чтобы ее жених был в плохом расположении духа, и я старался держаться хотя бы ради нее.
сегодня был солнечный теплый день, ничего не могло предвещать беды. несмотря на время года и знойный август, нам повезло - стояла приятная прохлада, какая только может быть в окленде. ко мне подошел брат невесты и пожал руку, он и не надеялся найти такого мужа для своей любимой сестры - образованного, галантного и не дурного собой. все говорили мне это и не раз, словно набивали цену своему семейству, словно у сэм не было достоинств, и я не мог полюбить ее просто так. впрочем, так и было. но этого никто не знал. хотя, пожалуй, был один человек...
потом к нам подошла чета селест. вернее, меньшая ее составляющая. тогда я поднял взор, замечая знакомые глаза и не менее знакомые губы. они шептали что-то, нечетко проговаривая слова. пожалуйста, не оставляй меня. это снова вернуло меня в провансаль, захватывая с головой. я мгновенно втянул воздух, ощущая стойкий запах лаванды и юного тела. буйной грозы, черного неба, сверкающих молний. воска. мужского парфюма, мокрых волос, животной страсти. голова моя закружилась. я нахмурил брови, протягивая руку мистеру селест, не сводя глаз с его дочери. она была прекрасна. и я снова захотел провести губами по нежной шее, впиваясь ими же в хрустящую кожу. - мы очень рады, что вы пришли. ладно, сказал это не я - невеста поспешила выручить, но она совершенно точно озвучила мои мысли.
ключи приземлились на столик в прихожей, но ноги замерли на пороге. на коврике перед входом лежал бежевый конверт, который был подкинут почтальоном в то время пока меня не было дома. я не была суеверной, но что-то внутри меня неприятно екнуло. поднимая его и переворачивая, чтобы прочитать кому оно было адресовано, в строке отправителя я увидела два имени, при прочтении которых это неопознанное что-то внутри меня сжалось в колючий комок. положив конверт рядом с ключами, я оставила его в прихожей, прекрасно зная, что было написано внутри письма без какой-либо надобности его открывать. я надеялась, что отец не заметит его, погруженный в свою работу, а когда заметит, то будет уже поздно. это никак меня не касалось. больше не касалось. однако болезненное ощущение где-то в районе солнечного сплетения становилось лишь более режущим с каждым прошедшим часом в доме с этой ядерной бомбой сделанной из бумаги и чернил.
вечером отец счастливо зашел на кухню, где я опять притворялась, что училась, окруженная книгами. он держал в руках этот чертов конверт и улыбался во все тридцать два. «— почему ты не сказала, что у мистера клементи скоро свадьба?». я ответила лживым «я не знала», на что отец лишь покачал головой, разглядывая в руках красивое приглашение на котором курсивом была выведена наша фамилия. нервно сжимая в пальцах карандаш, я боролась с желанием встать и уйти. пожалуйста, только не тащи меня с собой. пожалуйста, только не заставляй меня сидеть там и делать вид, что я безумна счастлива. что угодно, только не это. что угодно, лишь бы не встретиться с его пронзительными карими глазами, которые еще раз посмотрят на меня, как на пустое место.
отец называет дату свадьбы. совсем скоро. они действительно спешили. я притворяюсь, что в тот день у меня планы, на что получаю короткий и грубый ответ, что планов в этот день у меня нет никаких кроме церемонии, ведь будет очень неудобно не пойти, в конце концов мужчина потратил столько сил, чтобы меня хотя бы чему-то научить. если бы ты знал, как мне было неудобно пойти, папа, ты бы и сам не показал своего лица на этом чертовом празднике жизни.
вот, я уже стою в магазине и уныло смотрю на платье, которое отец настаивал, чтобы я купила специально для торжества. нежно-голубое с лентой на талии, которую хотелось снять и задушить и отца, и себя, и жениха, и невесту. отец также, где-то пронюхав, что мистер клементи был ценителем всего того, что хотя бы как-то касается искусства, купил ему старую антикварную вазу в качестве свадебного подарка. я грустно смотрела на нее в оберточной бумаге, пока та не исчезла в коробке, которая учтивая продавщица повязала таким же голубым бантом очень похожим на тот, который красовался на моем платье. от таких сантиментов меня тошнило, но возразить я не могла. в этой ситуации я была совершенно бессильна, ведь пытаться противоречить отцу было суицидальной миссией, начинать которую мне не очень-то и хотелось. надеюсь, сэм будет ставить в эту вазу цветы, с каждым разом вспоминая мое лицо и каждый раз отдергивать себя от мыслей, что ее жених смотрел на меня не так, как на нее. от этой мысли стало на секунду легче, но потом я вспомнила, что через пару дней «жених» станет «мужем», а мое лицо сотрется из их памяти навсегда. сэм даже и не вспомнит меня, а мистер клементи сделает вид, что ничего никогда и не было, потому что это правильная вещь. потому что так поступали все правильные люди.
[indent] «— мы очень рады, что вы пришли» говорит сэм. сегодня она выглядела лучше, чем обычно. приклеенные волосы, макияж, платье, тонкие руки торчащие из платья, счастливая до оскомины улыбка на лице. она жмет моему отцу руку, и я понимаю, что решение пригласить нас на свадьбу было ее. конечно же ее. мистер клементи не был глупым. последний человек, которого он хотел бы здесь видеть была я. но я пришла, стоя здесь, как пугало в этом чертовом платье с копной волос, которые развевались от легких дуновений свободного летнего ветра. я выглядела так, будто бы меня поймали, одели в платье и заставили улыбаться будто бы цирковую обезьянку. собственно, так и было.
рядом с сэм стоит он. черный костюм, бабочка, кипельно-белая рубашка. на лице легкое раздражение, которое всегда было свойственно ему, когда рядом находилась его невеста. уже практически жена. я никогда еще не видела его в костюме, но теперь я знала, что они ему чертовски шли. его взгляд наткнулся на мое и на секунду у меня перехватило дух. в ушах снова недовольно ворчал гром, а небо разрезали на лоскуты белые полосы молнии. его руки на моей талии, его губы на моей шее. запах его духов, шум дождя, пальцы, которые гуляли по моему телу, стук в дверь, неловкое молчание, тишина, а потом одиночество.
в моих легких закончился воздух, а колючие чувство в солнечном сплетении теперь и вовсе мешало дышать. — мы очень рады, что вы нас пригласили. правда, мэй? говорит отец, который и вовсе не замечает того, что еще пару секунд, и я готова была упасть в обморок. он смотрит на меня со своей глупой улыбкой, которая была второй копией улыбки сэм — счастливой и тупой. — да, очень. тихо выдавливаю я, старательно пытаясь игнорировать взгляды, которые теперь были направлены на меня. видимо не получив ожидаемой от меня реакции, отец поспешил сгладить тишину тем, что вручил влюбленной паре их чертову вазу, старательно рассказывая мистеру клементи о том, что она была семнадцатого века и что она должна ему очень понравиться. каждые пять секунд отец поворачивался ко мне с этим его излюбленным «да, мэй?» на что мне приходилось глупо кивать, делая вид, что я вслушивалась в их разговор. ссылаясь на то, что я не очень хорошо себя чувствую, мне все-таки удалось увильнуть от длинной дискуссией между папой и моим бывшим учителем французского.
радуясь приобретенной свободе, которая в последнее время была на вес золота, я опустилась на один из многочисленных стульев. они все были выстроены по направлению к алтарю. гости все еще вертелись у банкетного стола, пожирая словно дикие животные канапе и хлестая шампанское за счет жениха и невесты. кажется, я забрела в эту часть преждевременно, разглядывая осыпанную цветочными лепестками дорожку, букеты белых роз по ее краям и место, где должна произойти самая большая ошибка в истории человечества — украшенный цветами и шариками свадебный алтарь. я не хотела видеть этот балаган. если можно было бы, я бы развернула свой стул в другую сторону, смотря куда угодно лишь бы не на то, как еще раз рушится мир на который я так надеялась. кажется, мои щеки горели, оттеняя своим пунцовым цветом это жалкое голубое платье, в висках пульсировала кровь. я чувствовала, как ослепляющая мигрень медленно протягивает ко мне свои руки. я готова была отдать все на свете, чтобы оказаться сейчас где угодно, с кем угодно, лишь бы не здесь.
мэй побледнела, сливаясь с платьем невесты. я вдруг отчетливо перехватил ее состояние, чувствуя нарастающую тревогу. она неслась изнутри, пробивая себе дорогу прямо к горлу, прошлась по рукам. не мог сказать точно, но что-то надломилось и уже никогда не стало бы прежним. маленький кусочек чего-то откололся от хрупкого, что твоя старинная ваза и секунду спустя поблескивал в траве, рискуя вонзиться в ногу. или затесаться в глазах, напоминая о сказке про кая и герду. девочка сумела вернуть дорогого брата к жизни, но какой ценой? сквозь бури, снег, испытания. я бы не хотел заставить испытать подобное кого бы то ни было. особенно мэй. тем более мэй. что уж и говорить - сказка всегда казалась мне несправедливой, ведь роль спасителя лучше ложилась на мужские плечи.
кай или кэл - какая разница. мы делали одинаково больно героиням повествования, но ничего не могли с этим поделать. или могли?
я отстранился от сэм, она больше подходила на роль снежной королевы. может быть ей следовало выскочить замуж за мистера селест, которого она обхаживала с неприятной благочестивой улыбочкой. еще немного, она берет его под руку и просит рассказать побольше о подарке. поддакивает и восхищается, а сама надеется узнать цену, чтобы потом сбагрить сувенир в антикварном магазине и не продешевить. а вообще-то я сразу узнал на ее лице разочарование: сэм рассчитывала на толстый конверт, но не все мечты сбываются. кое-кто знал об этом не понаслышке.
я воспользовался моментом, точно также, повторив за маленькой мисс. честно говоря, следовать доброй поговорке про сердце, глаза и исчезновение памяти, получалось скверно. едва увидев мэй снова, я вернулся к приятным воспоминаниям и понял, что не существовал в тот момент, а жил. как заведено в этом мире любому нормальному и счастливому человеку. но так часто он отмахивается от этого, слепо следуя скучным нормам и правилам, забывая о самом главном. но у меня еще был шанс все исправить.
она сидела одна, изредка сюда забредали особенно беспокойные гости. один даже умудрился уточнить меня о времени бракосочетания, но быстро ретировался под моим тяжелым и темным взглядом, полным недоброго. я готовился выплеснуть на бедняжку всю полноту своих переживаний, хотя понимал, что это вовсе необязательно. она была подобно губке, сначала, как и положено, впитывала меня и отдавалась полностью. потом я выжимал, получая взамен густую пену, но теперь собирался сделать это снова, правда выжимать было уже нечего. я был непреклонен, неумолим, стремительно приближаясь к беззащитной девочке. я положил руку на колено, будто не было этих дней. и почти также жадно сжал ее, возвращая нас в темную комнату, пропитанную запретом. никто не должен был увидеть нас. увидеть эту испарину на лбу, бледный вид, нервно бегающие глаза. я изменился в лице, осматривая будто сохранность мэй, но на самом деле надеялся выпытать у нее главное - не угасли ли ее чувства, как это часто бывает в таком нежном возрасте, когда думается, что встречаешь на своем пути первую и последнюю любовь.
мир словно замер, я уже не думал о глупой сэм, бродившей где-то там, позади, ведя задушевные разговоры с отцом мэй. розы, рассыпанные по траве, уже не казались такими бесполезными. белый цвет, напротив, неожиданно приобрел тот самый оттенок долгожданной надежды. я повеселел, я нашел в глазах девочки, что искал и тотчас же взгляд мой сделался во сто крат смелее. - я правда рад видеть тебя, хоть это и неожиданно весьма. от волнения я начал перевирать слова в предложениях, расставляя их как в тех художественным заметках, что писал по вечерам. дыхание сбилось, захотелось встать. я нехотя отпустил гладкую кожу и снова заходил взад-вперед, совсем как на морском пирсе. это было совсем недавно или очень давно, но клянусь - мэй успела здорово вырасти и измениться за это время. я ощущал это профессиональным чутьем и хорошо развитой интуицией. и продолжал говорить. - видишь ли произошло недоразумение. точнее сказать, я вдруг понял, что... или понял это давно, но подсознательно. слова путались слишком стремительно, я окончательно растерялся и выглядел подавленным. бывалый искусствовед, проводивший многочасовые экскурсии смотрел на меня неодобрительно, покрываясь пунцовой краской. тогда я остановился, отдышался и вдруг сорвал с шеи бабочку, будто осознав, что она является источников всех моих страданий. лучше не стало, но малое облегчение я почувствовал. я предусмотрительно осмотрелся, на горизонте маячило лишь пару незнакомых мне гостей. наверное, сэм повела мистера селест осматривать убранство ресторана. вот бы мне ее тщеславие.
- я не могу забыть тебя. и то, что было в той комнате. ты самое прекрасное, что случалось со мной, неправильно будет отпускать тебя просто так. я не могу. больше нельзя было сделать решительно ни-че-го. ни прикоснуться, ни подержаться за густые черные волосы, ни даже улыбнуться. я знал, что обрушиваю на малышку непосильный груз, я перекладывал решение на нее, словно ждал отмашки на действия. скажи - я соглашусь быть мужем для нелюбимой, скажи - мы снова окажемся где-то далеко, скрытые от чужих глаз. она бы могла играться со мной, передергивая ниточки. потому что я был виноват, и она это знала. а еще я был совестливым и всегда хотел искупить даже малый свой грех, это она знала тоже.
“Быть может вас рассудит только Бог/Ты куришь/И в дыму метут метели/Ты знаешь, что найти всегда к потере/Печальный и навязчивый урок./От ночи только занавесок вздох./И ты не хочешь жить. И встать с постели./И музыка написана на теле/тайнописью других, иных эпох " | ||
время остановилось, словно тягучая карамель в ловких руках какого-то кондитера. дышать было сложно то ли от жары, то ли от осознания непоколебимой ситуации, судьбы, которая не хотела слышать никаких возражений. однако я жила в калифорнии всю свою жизнь и была привыкшей к местной погоде. дело было не в жаре.
классическая музыка играла откуда-то из ресторана. если бы я разбиралась в ней, то точно смогла бы назвать симфонию по имени. если бы я разбиралась в людях, то не сидела бы сейчас здесь. не считала бы минуты до момента, когда все падет крахом. не пыталась бы старательно прятаться в самых безлюдных уголках этого места, чтобы не попасться на глаза. это не было моим почерком. я никогда ни от кого не пряталась, ничего не стыдилась. все происходящее было новым, колючим, некомфортным. я не должна была быть здесь. не должна была испытывать то, что испытывала. но никого это уже не волновало. я, будто бы чайка, была выпущена в свободное плавание. не этого ли я хотела? однако свобода всегда приходит со оскоминой — сначала придется пережить разбитое сердце. его осколки давно усыпали бриллиантовой крошкой траву под моими ногами, которая была чуть ли не покрашена в ярко-зеленый, чтобы обязательно отразить счастливое будущее молодожен. свобода была мне не по душе, даже если я всегда хотела именно этого.
знакомые шаги сзади не стали успокоением, как и рука, которая опустилась на мое колено, будто бы забыв о последних развитиях нашего сюжета. она была теплой — полная противоположность моей холодной коже. его ладонь хотелось сжать в своей, но я была словно фарфоровая кукла — пустая и застывшая во времени. его тепло медленно начало растапливать что-то внутри меня — горячее и болезненное, заставляя меня впустить сдавленный воздух из легких.
[indent] «— я правда рад видеть тебя, хоть это и неожиданно весьма.» глаза снова столкнулись с его суровым нечитабельным взглядом, который прожигал насквозь. я тоже, я тоже рада тебя видеть. однако губы не двигались, застывшие в окаменевшем поджатом состоянии. он нервничал. так же, как и я. его слова путались, рука на колене в какой-то момент стала железной, но тут разжалась, вовсе отпуская меня. он встал, расхаживая по дорожке, безжалостно топча лепестки белоснежных роз под ногами — он их даже не видел. его взор бегал по мне, а слова лились неразборчивым потоком. я внимательно его слушала, старательно пытаясь уловить смысл в его предложениях, надеясь понять хоть что-то. это напоминало наши уроки, где он говорил что-то по-французски, а я тщетно пыталась понять его, по большей степени наслаждаясь его голосом больше, чем значением сказанных им слов. сейчас же значение было ключевым. пока он говорил — мир вокруг, люди вокруг нас, эта чертова церемония, все это стало бесполезным и глупым, неважным, детским, наигранным. я тоже вскочила со своего места, подобно профессору, потому что чувствовала, что так надо было, что я не могла просто сидеть наблюдая за тем, как он старательно пытается подобрать слова и сказать мне что-то. может быть, он еще раз пытался порвать все то, что между нами было. может быть, он попросит меня уйти вовсе, закрыв за мной тяжелую дубовую дверь памяти, которая с грохотом вытолкнет меня из его мира. возможно, это был последний раз. настоящий последний раз, когда наши глаза соприкоснуться, нежно лаская друг друга на расстоянии. между нами было пространство размером с большой каньон — такое же пустынное и выжженное солнцем.
«— я не могу забыть тебя.» фраза, словно выстрел из огнестрельного оружия пролетела это пространство за считанные секунды, останавливаясь рядом со мной, ожидая пару секунд, и раня прямо в сердце. на секунду захотелось нажать на кнопку «стоп» или «паузы», оставаясь в этом моменте в одиночестве, чтобы осмыслить и понять происходящее. но такой опции не было. мистер клементи говорил о той ночи, о том, что не сможет меня отпустить, о том, что это было неправильным. что он не сможет. мне опять стало плохо — воздух в легких, который итак медленно заканчивался, теперь и вовсе улетучился, оставляя меня с тяжелым ощущением где-то внутри. пальцы обвили спинку стула, цепляясь за нее, как за спасательный круг — до белых костяшек — чтобы не упасть. он смотрел на меня, покорно выжидая вердикта, будто бы я сама должна была разгребать этот беспорядок, как будто он наделял меня силой, чтобы изменить происходящее.
— почему ты понял это только сейчас? слова прозвучали обижено, сдавлено. — почему тебе нужно было все это… рука взметнулась вверх, указывая на алтарь. обида подступала к горлу, сжимая свои пальцы на артериях, заставляя голос дрожать. это было нечестно. это было неправильно. это было незаслуженно. мне хотелось кричать и топать ногами, как маленькому ребенку, которому никак не дадут его леденец, но я знала, что не могу позволить себе такого. знала, что не смогу ругаться с ним, не смогу упрекать его более, чем вопросами. авторитетность профессора и его вес в моих глазах не давали мне возможности ткнуть его лицом в его же ошибки. от этого становилось еще обиднее. я была не из тех, кто блистал пониманием и прощением, но другого варианта у меня не было.
отворачиваясь от него, потому что зрительный контакт, который прожигал меня насквозь, мешал думать, я сделала тяжелый вдох.
— ты въелся мне в память. я не могу тебя оттуда выкинуть, как бы сильно я не старалась. что бы я не делала. привычное «вы», кажется, окончательно покинуло мой лексикон. искренность, которая я не думала, что мне понадобится, пришла на пустующее место. — я не игрушка, не увлечение на лето… если ты действительно хочешь жениться, то женись и никогда больше не появляйся в моей жизни. мой голос дрожал, в нем опять прослеживались нотки слез. я чувствовала себя жалко, словно щенок, которого опять оставили одного на улице привязанного к забору у супермаркета. поворачиваясь к учителю, который смотрел на меня потухшими глазами, которые, казалось бы, искали во мне что-то другое, хотели услышать другие слова. что-то внутри меня тоже болезненно сжалось, заставляя меня жалеть о сказанном.
— неправильно будет бросить меня еще раз, но в этот раз я не собираюсь умолять тебя остаться.
мне хотелось, чтобы он бросил сэм, свадьбу, их совместное слащавое будущее наполненное разочарованием и обыденностью. я хотела, чтобы он бросил это все для меня, для нас, для чужих стран и длинных путешествий. в этот раз, я хотела быть человеком, которого выберут вместо всего остального. я хотела почувствовать себя нужной. почувствовать себя необходимой. я хотела, чтобы мы снова оказались в самолете, который унес бы нас в другое место, к другим людям. я хотела взять его за руку и снова ощутить его губы на своих. я хотела всего и сразу. с ним.
Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным.
(Мк. 4. 22)
она повзрослела за месяц. в мэй селест появилась гордость, с которой я столкнуться не ожидал. я видел с каким трудом она произносит слова, как скатываются они блестящими капельками на землю и блестят на солнце. я слушал внимательно, не дыша, словно старался не пропустить ни единого тайного знака. но все было просто и прозрачно. казалось, по-другому быть не может. мне требовалось выбрать из двух зол меньшее, подставляя под удар любое женское плечо. несправедливо, тоскливо, безумно, но так правильно. решение открылось мне быстро, как сверкали тогда молнии, оставляя на стенах извилистые белые линии. я не мог жить в предательстве самого себя, тогда бы я стремительно угас и ничто в мире больше не подарило бы вдохновения. для человека искусства - слишком высокая цена.
я присел на белый стул и попросил девушку последовать моему примеру, потянув за руку. нас не должны были увидеть, но я постоянно оглядывался на живую изгородь, будто пытаясь разглядеть любопытные глаза меж веток. [float=right]
[/float] в этом то и заключался недостаток сэм - моей невесты, ей совершенно не были интересны я и моя утонченная личность, больше заботили мирские проблемы и ненужная суета, создаваемая искусственно. мне необходим был человек, в чьих глазах я мог уловить неподдельное восхищение. пусть вперемешку с непониманием гения, но понять себя я никогда не просил. мэй подарила мне ощущение собственного превосходства, которое я позабыл за долгие годы угнетающего затворничества с будущей миссис клементи.
реальность была такова, что все зашло слишком далеко. мы уже на свадьбе, к тому же на моей. мы уже пригласили гостей, разослав всем дурацкие бежевые конверты с золотой каллиграфией. мы уже вот-вот должны взяться за руки на виду у всех и сказать заученные наизусть фразы. я лихорадочно соображал, бегая глазами по газону и белым лепесткам. искал там подсказку, не иначе. я знал как выгляжу со стороны, много раз ловил этот хитро-грустный взгляд учеников, отчаянно пытающихся дозваться до отличника на контрольном тесте сквозь тишину класса. жаль мы выросли из школьного возраста, по-крайней мере один из нас точно.
но я не проронил ни слова, заставляя мэй страдальчески глядеть на мое лицо, выжидая реакции. только побледнел и тревожно потрогал себя за бороду. потом я вдруг встал, огляделся вокруг, будто увидев все в первый раз и направился к букету белых роз, оставшихся после декорирования. бутон был легким и упругим, истончал чудесный аромат и определенно знаменовал новое, непорочное и прекрасное. я выхватил лишь один цветок. секунду помедлил, проводя пальцами по зеленому стеблю с шипами. и вручил его мэй, зажав своими ладонями ее руки.
это был знак моей верности, она должна была хранить его и помнить о моем негласном обещании, которое я дал здесь, на этой уединенной поляне - безмолвно, но так понятно. я сжимал ладони сильнее, еще немного и нежные пальцы наткнутся на острую иголку и покажется алая кровь, но мы спасены и кровопролития не будет, я отпускаю мэй и воодушевленно смотрю куда-то за живую изгородь. там гости уже начинают тосковать по жениху, требуя зрелища. на этот раз я заготовил массу поводов для самых разных догадок и слухов. - встретимся за школой сегодня ночью, а сейчас мне пора идти. не смотрю на нее потому что тяжело. решение принято самое верное, но от того оно не становится простым. я забираю груз с ее плечей, отбрасывая обиду, злость и разочарование. легким шлейфом кладу белый саван надежды, оставляя теплое чувство защищенности. приятно дарить такие ощущения, и я сам чувствую свободу, шагая по дорожке, давя дурацкие белые лепестки. они шуршат под моими ногами и разлетаются в стороны от уверенной походки. бабочка мирно покоится в кармане, без нее дышится легко и просторно, вдыхаю неожиданно легкий воздух полной грудью и подзываю к себе невесту. сейчас все решится, но мне не страшно. лишь легкий стыд - как оно будет, смогу ли посмотреть ей в глаза, когда придет забирать вещи из моего дома? замечаю, как гости оборачиваются и заинтересованно разглядывают мое лицо, не предвещающее ничего хорошего. победная улыбка, но не слишком явная, чтобы не ранить ничьих чувств. - сэм, ты не могла бы отдать мне кольцо. шепчу я ради приличия, притворно поднимая уголки губ вверх и поглаживая невесту по руке. она глядит на меня и недоверчивым жестом снимает с пальца помолвочное кольцо, словно не решается ухнуть в бездну, но совершенно точно понимает - этого не миновать. - так то лучше. пусть бабушкино кольцо побудет у меня. до особого случая. мне не хочется объясняться с родственниками, так и не ставшей миссис клементи, но я делаю это ради уважения к ним. они удивленно вскидывают руки, пытаясь уберечь себя от позора, а я уже разворачиваюсь к ним спиной и стремительно покидаю клоунаду, в которую чуть было не попал по доброй воле.
я свободен.
хотелось кричать, но я лишь улыбался и щурился от яркого солнца, чувствуя небывалый душевный подъем.
“На губах вкус надежды и авантюризма, натянутой молнией по коже несётся азарт. в мыслях нет воспоминаний и стоицизма и поэтому любая преграда - сущий пустяк" | ||
слова выпаленные на эмоциях всегда виснут в воздухе словно мухи в жаркий летний день. они кружатся вокруг тебя, напоминая о себе, но когда ты замахиваешься рукой, чтобы убить их, они ловко ускользают, оставляя за собой лишь негодование псевдоубийцы. их невозможно поймать за блестящие тонкие крылышки, потому что в отличие от тебя, они слишком ловкие и быстрые. оставалось лишь ждать вердикта, ответных слов выпаленных на эмоциях, тяжко задержав дыхание. однако мой учитель молчал, внимательно смотря на меня, подпитывая болезненную тишину от которой хотелось побыстрее избавиться. слова, выпаленные на эмоциях не шли ему. он как всегда не выходил из стиля — выдерживая тишину, заставляя меня гадать, перебирая сказанное в голове. вот, он направился в сторону белого букета роз рядом с алтарем. выуживая из общей массы цветов один белоснежный бутон, он на секунду замер, перебирая в пальцах лепестки. я внимательно смотрела за ним, пытаясь уловить малейшие движения плечей, пальцев, взгляда, который давал понять, что мистер клементи над чем-то размышляет. его взгляд поднялся вверх и вот белая роза с острыми шипами была вручена мне. его руки опустились на мои. казалось, что этот момент тянулся вечность из-за тишины между нами, из-за жеста, который мог быть рассмотрен как и с негативной стороны — прощания навсегда, как и с позитивной — знак о том, что будущее принадлежит нам.
однако удача улыбнулась мне своей белоснежной улыбкой. его слова прозвучали словно глоток холодной воды в душный жаркий день. за школой. сегодня ночью. не давая мне ответить и даже осмыслить сказанное, профессор сорвался с места, уходя куда-то в даль, не оглядываясь, с завидным хладнокровием ступая по белым лепесткам на земле. на секунду я замерла, все еще сжимая в руке стебелек подаренного цветка, наблюдая за тем, как его статная фигура исчезает за живой изгородью. опомнившись спустя какое-то время, я все-таки поспешила вслед за ним, но опоздала. жениха на свадьбе больше не было.
за короткое время атмосфера резко изменилась. шепот гостей доносился ото всюду пока я пыталась найти глазами фигуру учителя. вдалеке мелькнуло белое платье, а с ним и сэм, которая стремительно пыталась скрыться в недрах ресторана. в ее движениях читалась тревога и злость, но причину я все еще не знала. вертя в пальцах розу, я внимательно наблюдала за людьми вокруг — в них тоже читалось недоумение и замешательство. — мэй? — голос отца прозвучал где-то за спиной и я обернулась, чтобы увидеть его такое же смущенное лицо. он взял меня под руку и повел к машине без лишних слов. по дороге обратно домой на мои расспросы о случившемся он сконфужено почесал затылок и сказал, что жених почему-то потребовал вернуть кольцо в самый последний момент, а потом ушел, оставив бедную невесту в одиночестве посреди ее же собственной свадьбы. мне нужно было приложить львиную долю усилий, чтобы скрыть неприлично счастливую улыбку, которая полезла на мое лицо.
роза опустилась в маленькую вазу наполненную водой. та лежала на тумбочке рядом с моей кроватью. белоснежные лепестки переливались на свету разными тонами перламутра, а ее аромат, кажется, навсегда будет связан в памяти с сегодняшним днем. я не знала, что думать насчет произошедшего. радость, которая счастливо расплывалась где-то в районе солнечного сплетения, казалась мне немного постыдной — кажется, я разрушила чей-то будущий брак. с другой стороны, эта радость была настолько сладкой и долгожданной, что сдавливать ее было ровным счетом невозможно.
я не знала, что мистер клементи подразумевал под «ночью», поэтому заведомо наврала отцу, что остаюсь с ночевкой у подруги. переодевшись в более комфортную одежду — к моему собственному удивлению, голубое платье вовсе не хотелось сжечь после несостоявшейся свадьбы — я расхаживала по комнате, ожидая темноты. та предательски не наступала, растягивая время, превращая минуты в часы. не в силах больше ждать, я выпорхнула из дома и побрела в сторону школы.
знакомая дорога, которую я думала, что уже не пройду хотя бы в ближайшее время. сегодняшние обстоятельства были совершенно другими. я вовсе не шла учиться. асфальт под ногами дружественно шуршал, а ночная прохлада опускалась на плечи. с каждым шагом уверенность в позитивном исходе почему-то лишь увеличивалась, поднимая мое настроение еще больше. вот, темнота школьного здания показалась вдалеке, освещенная лишь одним фонарем, она выглядела зловеще. однако я не была из пугливых, поэтому целенаправленно шла вперед. повернув за угол, я оказалась в тени знакомого здания. тут было тихо — звуки сверчков где-то в кустах, проезжающая машина где-то вдалеке, пролетевшая над головой птица, но не более. гробовая тишина казалась мне одновременно и пугающей и интригующей. темнота сгущалась и вскоре я уже не видела стоящего рядом школьного здания — оно стало большой черной массой где-то впереди, которое одиноко стояло пустым в летний сезон.
вдалеке хрустнула ветка, посылая мурашки гулять по коже. нервно теребя подол жакета в пальцах, я пыталась разглядеть хотя бы что-то в зыбучем мраке. мои старания были конечно же тщетны.
— мистер клементи? — голос прозвучал неуверенно и сдавленно. вдалеке хрустнула еще одна ветка.
и ударит душа на ворованных клячах в галоп!
в дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок…
жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
я задышал, едва оказался на пороге дома. внутри он был темным и пах деревом, как я умудрялся не замечать этого раньше? под моими ногами скрипела каждая половица, надрывно хрустели ступени из гладкого материала, устеленные ковром. я принялся снимать опостылевший костюм, почти срывал рубашку, торопясь расстегнуть все пуговицы и тут же окунулся под холодный душ, смывая нелепый день. вдохновение окатило меня как та вода из под крана. я намыливал голову в бешеном темпе, растирая с волос гель, пытаясь вернуть привычные кудри. я завязал их на затылке тугой резинкой, взялся за бритву.
всего-то несколько томительных и сильных нажатий лезвием и передо мной появилось отражение молодого мужчины, от которого разило уверенностью и жаждой жизнью. я без сожаления расстался с такой горячо любимой бородой, смывая жесткие волосы с раковины водой. мне так нравилось принимать во всем символы, а моя гладкая кожа стала очередным. символ нового начала, отсекающий все старое и навязанное. еще немного приятного холодного геля, и я касаюсь выбритой щекой подушки, стараясь поскорее заснуть.
чашка крепкого кофе со специями. кардамон, тмин, корица. руки горячие от кружки, но я терплю даже когда обжигает. чувствую разливающееся по телу тепло, пристально смотрю в темноту за окном, будто еще опасаюсь увидеть там незваную гостью. сэм гордая - пройдет несколько дней прежде чем она заявится, осоловело оглядываясь по сторонам. она воспользуется своим ключом и робко заглянет вовнутрь, окликая меня по имени. конечно, меня не будет. не будет даже в городе или стране. в этот момент я буду сидеть на причале, поджав ноги и зябко поеживаясь от северного ветра. будет моросить дождь, от пасмурного неба будет веять тоской и ранней осенью, но только не для меня. главное подальше от окленда, сэм и белых лепестков, чей хруст до сих пор стоит в ушах. бывшая невеста будет собирать вещи, проводить пальцем по пыльным совместным фотографиям и может даже улыбнется от осознания того, что теперь свободна. свобода, оказывается, такая лакомая штука!
в окленде фонари зажигаются не везде, я который раз ухаю вниз, проваливаясь в небольшие ямки на асфальте. сердце замирает в такие моменты, но мне нечего бояться. чистые сердца окленд не забирает, не может пробиться под кожу и затянуть самобытной грустью, окутать печалью и повседневностью. этому городу я не по зубам. каюсь, тебе почти удалось, но теперь я шагаю вперед и расступается передо мной темнота, мне не нужны никакие светильники и маяки.
вот и знакомый голос. забавно, я сразу же вспомнил францию и темную комнату, в которой прозвучал тот же самый вопрос. интонация верная - все та же неуверенность, робкость. но я тут и снова протягиваю руку навстречу, не боясь ранить касанием. - да, я здесь. запутываю ладонь в смольные волосы, ощущая сдавленное дыхание. она не верит в то, что происходит, а я поднимаю ее голову и целую губы, давая понять - реально. властно, с напором. сжимаю в руках шевелюру и тут же оттягиваю назад, не насытившись коротким поцелуем. затем обнимаю, как обнимаются люди после долгой разлуки - прижимаются друг к другу, пытаясь слиться в одно целое и обещают себе никогда больше не покидать возлюбленного, так насыщенны сейчас чувства.
мы смотрим в глаза радостно, я улыбаюсь. наверное, не узнала меня без привычной бороды, а теперь мы выглядели почти ровесниками. по-крайней мере огонек в глазах выдавал именно это, я приметил его еще на пороге своего дома при нашей первой встрече. хищная искорка, капризная скука и неопытность. все это блуждало в девочке и было интересно наблюдать, как меняется со временем ее взгляд. как бы там не получилось, я был счастлив видеть улыбку и умиротворение на лице мэй селест. а теперь пришло время объясниться. - твой отец ничего не заподозрил? ты сказала ему куда идешь? мистера селест я уже не боялся, больше всего мне не хотелось быть осужденным, опозоренным. правда, теперь я всегда мог сбежать и это в какой-то степени развязало мне руки. я стал смелее, все казалось легче.
я не мог наглядеться, рассматривал лицо, плечи, волосы. мы стояли посреди школьного двора, я положил руки на талию девушки и снова поцеловал - в лоб. - тебе нужно поступать в европу.
“Да плевать на чужие суждения, злость и дурости, на попытки бездумной атаки — плевать вдвойне; пусть дорога неправильно выбрана, детка, вдумайся — ты же все еще можешь с лихвой танцевать на ней." | ||
[indent] «— да, я здесь.» вместо тысячи слов, оказывается, нужно было всего лишь три. кому-то, конечно, понадобится другой набор вроде «я люблю тебя» или же «выходи за меня». однако сама того не понимая, я желала услышать именно то, что он был рядом. именно эти три слова, которые так лаконично и просто повисли в воздухе. именно о них я мечтала темными ночами в одиночестве, именно их я хотела услышать первым делом с утра. смешно было то, что я сама того не знала, не догадывалась о том, как сильно нуждалась в его уверенности. в уверенности того, что все возможно. в этом и было настоящее счастье.
темная фигура вынырнула из мрака, словно он ей был не страшен, словно теперь даже мрак был нашим другом. его рука потянулась к моей, и я схватилась за нее, как за спасательный круг потому что теперь не было никаких преград, они все порушились, превращаясь в никому не нужные булыжники под ногами. может быть, через много лет их сочтут за остатки какой-то древней цивилизации. сегодня же, они были лишь оковами прошлых жизней. его пальцы переплелись с моими волосами, прижимая меня ближе к себе, а губы опустились на мои. дыхание сразу же перехватило, будто бы кто-то выключил поступление воздуха. несмотря на это я жадно целовала его в ответ, потому что судьба горько научила меня тому, что никогда не знаешь, какой из поцелуев будет последним. но мы были спасены и, кажется, вместо грустных историй и концовок это было нашим блистательным началом.
его объятия были теплыми, и я даже не успела заметить, что замерзла пока не оказалась в его руках. сердцебиение учителя было слышно через тонкую материю одежды и сам факт того, что я слышала глухие удары, прижимаясь щекой к его груди, было сюрреалистичным. взглянув в глаза я заметила то, что борода, которую я так привыкла ассоциировать с профессором, теперь исчезла. на ее место пришло лицо молодого человека с которым я еще не была знакома. на губах — знакомая улыбка, теперь уже не сдержанная, в глазах — искра, которая раньше была сдавлена. она отразилась и во мне, зажигая что-то изнутри словно бенгальский огонь, который шипел и сверкал во мраке этой летней ночи. я видела в профессоре все то, что видела раньше, однако теперь это было приумножено, будто бы падшие рамки, которые до этого стояли между нами, теперь давали волю новым эмоциям. что же будет дальше?
на его лице промелькнула легкая тревога — отец. — все хорошо, — поспешила уверить его я, проводя руками по плечам, вдыхая внутрь каждое новое прикосновение, каждую новую сенсацию, — он думает, что я остаюсь на ночь у подруги. он обычно не задает никаких вопросов. — это было правдой. последнее о чем думал мой отец, так это то, что я целуюсь за школой с моим учителем по французскому. лукавая улыбка полезла на мое лицо от осознания того, что происходило. оно медленно оседало где-то в районе сердца, давая понять, что теперь мир будет совершенно другим, что ожидать прежние вещи было совершенно бесполезно.
будто бы чувствуя мое настроение, профессор с уверенностью озвучил то, что было необходимо. поступление в европейский университет. улыбка переросла в самую настоящую ухмылку от осознания того, что совсем скоро мы снова окажемся там, где нас никто не знает. что этот чертов окленд исчезнет вместе с его палящим солнцем и грустными перспективами. что совсем скоро уже не будет профессора и ученицы, будут лишь мэй и кельвин.
это был первый раз, когда я назвала его по имени в своей голове. это было непривычно, словно я нарушала какие-то странные прописанные кем-то важным правила. но их больше не было и от этого становилось еще более свободнее. — хорошо, — улыбаюсь я, робко опуская пальцы на его гладкие скулы, ощущая шершавую кожу под пальцами, еще раз осознавая, что все это было реальным. — но только если теперь я смогу называть тебя кельвином.
мир перевернулся с ног на голову за последние пару часов. привычное никогда уже не появится на глаза, вместо него в силу вступили новые законы притяжения. и словно космонавты, которые только вернулись из космоса и отвыкли от гравитации, мы пытались почувствовать удачу на ощупь.
на языке вертелись несуразные предложения, слова, которые не имели никакого смысла, желание сказать столько всего, но невозможность обличить чувства в слова. вместо этого я просто смотрела ему в глаза, чувствуя тепло его лица своими ладонями, ощущая его близость, вдыхая в легкие легкий запах его парфюма. все это было реальным, настоящим, не фантазией и не сном.
сокращая итак предельно маленькое расстояние между нами, я еще раз впилась своими губами в его. чтобы на всякий случай проверить действительность настоящего. чтобы еще раз убедиться, что это не было эфемерным миражем. что он действительно был здесь со мной.
Вы здесь » T O O X I C » доигранные эпизоды » я стою на пороге чего-то большого, как солнце
