renй lefebvre, 34
josh coleman
la, california; фотограф; пан; свободен как ветер;
химия у рене по утрам вместо кофеина и поцелуев. вместо завтрака. вместо чистки зубов. даже вместо выгула собаки. он занюхивает, не вставая с постели и лежит еще минут десять на чужой ягодице затылком, или щекой, или еще как – рене всяко может. у него душа начинает петь, у него прет вдохновение, он его на пальцах объясняет всем, кто попадется под руку. рене – человек искусства. члены и киски любой придурок снимать может, а рене снимает секс. самый настоящий, нетабуированный, какой не увидишь на порнхабе. он дает своей модели латексную перчатку, бутылку лубриканта и просит засунуть в себя руку, будто его тут нет. а сам лежит лопатками на кафеле кухни и смотрит в объектив. он не начнет снимать, пока модель не кончит, потому что вот это и есть самое настоящее.
у рене дохуя хейтеров. от гомофобов до католиков, хуй разбери их всех, можете засунуть свое мнение себе в зад, как моя модель сует туда кулак. в инстаграме подписчиков пара сотен тысяч, но ему плевать, он не за обожание это делает. он пишет им под фото эрегированного члена – идите нахуй, ребят, вы же нихуя не понимаете, а они лайкают. выеби нас, рене лефевр, выеби нас. рене не жадный, рене ебет, у рене миссия. кто-то же должен.
он не разделяет искусство, работу, мастурбацию, фотографию, любовь, фистинг и химию. это все одно, вы понимаете. в работе нет страсти, а у него есть. в любви нет постановки и света, а у него есть. у него есть света – трансгендерная модель с украины, он ее просто обожает. снимать ее и быть в ней тоже. это – тоже искусство. оно не в музеях и не на потолке, быдло вы несчастное, искусство у вас под ногами, только вы же нихуя не смотрите. ищите что-то великое. с чего вы взяли что в искусстве есть величие, а в сперме нет. вы в своем уме?
рене не встает раньше пяти вечера, в десять утра он только спать ложится. если повезет, он проблюеся и заснет часа на три, если нет, будет втыкать в потолок и проклинать все на свете. в журналах, которых не продают в киосках у эмпайр-стейт-билдинг, о нем печатают. они ищут скрытые смыслы в фотографиях анала и груди с асимметрией. что вы там пытаетесь разглядеть, все же перед вами. человечество это так же отвратительно и так же сексуально, как мочеиспускание в рот любовницы. какого хуя вы там пытаетесь высмотреть? что с вами не так?
у рене мать – внебрачная дочь французского барона в хуй-знает-каком поколении, которого бароном никто, кроме него, давно не зовет. она в париже, она любит прям оттуда следить за тем, что о нем пишут в интернете. мать у рене мнит себя знатоком фотоискусства. она говорит, что родила маленького бога своей пизденкой. ладно, ма, мне пора ехать, я кладу трубку. она не была разочарована, когда после двух курсов живописи в университете рене бросил все и стал фоткать дрочащих парней у эйфелевой башни. искусство у него поперек глотки, прямо как таблетка, прилипшая к гортани, он никак не может ее проглотить. рене устал. рене плевать. он каждый день влюбляется и это тратит его силы. в чьи-то руки, в чьи-то глаза, в чьи-то задницы, спины, затылки, уши, ступни и локти. иногда он снимает прямо на улице. девушка, у которой лопнула колготки на щиколотке. француженки самые сексуальные, честное слово, чем больше на них одежды – тем желаннее они выглядят. все дело в недоступности. рене любит то, что ему недоступно.
так он любит одновременно маркуса и хлою – они женаты. он снимает их секс, на фото и видео, он присутствует, он растворяется, как порошки в носоглотке. рене спит с маркусом и хлоей, они как две соблазнительные овечки, бочком к бочку, грудью на постель. хлоя берет его камеру и снимает, как рене берет ее мужа. он живет с ними в париже почти полгода. это лучшее время. оно навсегда-навсегда останется с ним, даже если маркус и хлоя решают завязать. даже если хлоя беременна. даже не важно от кого из них двоих. рене тоже не важно, маркусу не важно. он просит еще снимков, пока она не родит. его работы, где хлоя с животом и членом во рту, ажиотируют богемную тусовку парижа. он продает практически все фото и уезжает в нью-йорк.
в штаты рене привозит с собой нового друга, который теперь навсегда останется с ним. он у него в днк теперь, в крови, в сперме, в слюне. он у него под кожей и под ногтями, в волосах. у рене вич. у него вирусная нагрузка, он привыкает жрать капсулы и таблетки вместо омлета. химии в нем все больше. она у него заменила все связки, мясо, хрящевую ткань и нервные клетки. рене теперь сам может стать донором химии, он даже ничего не потеряет. у рене теперь есть полное право быть сукой и скотиной. у него карт-бланш на жестокость, на равнодушие и похуизм. безлимитный. это оправдывает все, что только можно. он может бегать по улицам и резать людей, даже это его оправдает.
рене не доживет до сорока, он никогда не собирался. у него мать от рака умирает в париже и он лжет, что не может приехать. у него мышечная масса горит быстрее, чем сухие дрова, он колет стероиды и отжимается на кулаках часами, как рехнувшийся. ему смерть дышит в затылок, только не из-за вируса, а из-за того, что он делает. сам ее догоняет, ловит за хвост, как любопытный ребенок. в рене агрессии и злобы напополам. у рене нет денег, в холодильнике банка арахисового масла, в которой плесени больше, чем самой пасты. он заставляет себя снова снимать. снимает всех. проституток, бухгалтеров, таксистов, натуралов и геев. без разницы. ему пишут толпами сами, когда он объявляет, что снова в нью-йорке. или когда приезжает в чикаго. или в лос-анжелес. майями. приглашает их к себе, раздевает и не трахает. почти никогда. он трахается пока делает снимки. или пока курит, глядя, как они раздеваются. человеческое тело совершенно и отвратительно сразу, как такое возможно. рене – только отвратителен. он тошнотворен по своей сути. люди путают это с красотой или сложным характером.
в этом мире все куда проще, чем вы пытаетесь увидеть. хватить искать скрытые смыслы. все у вас перед глазами.
Отредактировано René Lefebvre (2020-07-12 13:02:14)
